Владимир Поселягин - Истребители: Я – истребитель. Мы – истребители. Путь истребителя [сборник litres]

«Орден Боевого Красного Знамени… Странно, что эта награда нашла меня. Очень странно».

Это действительно было удивительно. Я прекрасно знал, что творится в штабах при отступлении. Слышал даже, как один писарь использовал наградной лист как подтирочную бумагу. Приперло его тогда, другого ничего не было. Ладно хоть этого умника разъяренный комдив отправил в линейные части, он сейчас пытается сам добыть такой же лист прямо в окопах. Заслужил. А вот то, что МЕНЯ эта награда нашла… Изрядно удивился, когда слушал, как Сталин зачитывал, за что мне их вручают. «Боевик» – те два сбитых лаптежника, что – штурмовали пехотные колонны стрелкового – корпуса. Тогда еще в – мотор попали, и пришлось садиться на вынужденную прямо на дорогу. Меня еще тогда генерал Ермаков благодарил и пообещал наградить за сбитые и за сорванную штурмовку его войск. Я тогда не особо – обратил на это внимание, знал, как наша бюрократия работает, больше волновался о справке за сбитые, а тут, поди ж ты, дошла награда-то! Нашла, как – говорится, – героя…

Еще раз с удовольствием пробежав взглядом по наградам – что уж говорить, ну нравится мне смотреть на честно заслуженное – открыл новый дневник и, на миг задумавшись, начал писать о действиях дальних бомбардировщиков. Честно говоря, приходилось изрядно покопаться в голове, чтобы что-то вспомнить, так как мало интересовался этой темой, больше истребителями. Пару раз прочитал. Только для того, чтобы прикинуть, как их сбивать. Говорю же, не моя тема, теперь из-за этого мучаюсь, вспоминая.

«Ну все. Все, что помнил, написал», – подумал, убирая тетрадь в сторону.

В это время дверь отворилась, и палату проскользнула Маша, вслед за ней вошла санитарка, неся тазик с мыльной водой.

– Что, уже обед? Так я столько не съем, – со смешком предупредил я, глядя на тазик. И тут же мысленно поморщился – смех вызвал боли в груди и в ноге.

– Обед через час, а сейчас водные процедуры, – ответила Маша.

Я постоянно шутил, отвлекаясь. Мне не хотелось показывать, что мне больно.

Быстро и качественно помыв меня, женщины удалились. Прежде чем закрыть дверь, Маша сообщила:

– Вечером будем менять повязки на руке и боку.

– А гипс?

– Нет, ногу мы еще долго трогать не будем. Отдыхайте, – мило улыбнувшись, добавила она.

Хотелось по-гусарски провести рукой по усам, мол, вон я какой мужчина, но передумал из-за отсутствия оных.

«Умею я девушкам нравиться», – подумал я, после чего поморщился. Теперь можно, уже никто не видит.

После плотного обеда в мою палату вошел особист, сопровождая очередного посетителя.

«Не посетитель!» – Чтобы это понять, хватило одного взгляда. Это был майор ВВС с кобурой «маузера» на боку.

Я с интересом рассматривал визитёра, пока не обнаружил, что являюсь объектом точно такого же пристального вни-мания.

– Вячеслав, познакомься. Это майор Архипов Павел Петрович. Он и будет теперь твоим куратором, – взял слово Путилин.

– Куратор? Но я думал, со мной будет работать человек товарища Сталина.

– А я и есть тот, кто вам нужен, – произнес гость.

– Наверное, и документы у вас в порядке? – насмешливо поинтересовался я.

– Конечно, – ответил он, подходя ближе.

Подхватив дневник со стула, он убрал его на тумбочку, присев на освободившуюся мебель, закинул ногу на ногу и достал из планшета пару листов.

«М-да. Документы в порядке. Даже очень в порядке!» – ошарашенно подумал я. Теперь было понятно, почему Путилин выражал майору такое почтение.

Бумаги были очень серьезными. Теперь стало понятно, как выглядят личные порученцы товарища Сталина.

– Хм, все в порядке, – возвращая документы, кивнул я.

Путилин, как будто получив незаметный сигнал, распрощался и вышел из палаты, оставив нас одних.

– Вячеслав.

– Павел… Петрович.

Хотя майор был старше меня всего лет на десять, я обращался к нему только по имени-отчеству.

Рукопожатие было крепким, но не сильным – порученец прекрасно знал, в каком я состоянии. Несколько секунд мы изучали друг друга. При рукопожатии обнаружилось отсутствие у майора двух пальцев. Теперь стало понятно, что он делает в тылу.

– Мне бы сперва хотелось узнать, что вы обо мне знаете, – осторожно спросил я, легонько массируя раненую руку.

– Не так много, как хотелось бы. Я знаю, что ты эмигрант из Франции, сирота и прекрасный летчик, о чем свидетельствует этот мундир.

– Ага. Спортсмен, комсомолец и вообще красавец… или красавчик, – тихо пробормотал я, слушая Архипова.

– Также знаю, что ты владеешь не только французским, но и английским языком, – продолжил он, не обратив внимания на мои слова.

– Испанский еще знаю. Но так, плохонько. Все понимаю, но сказать ничего не могу, слов не хватает, – похвастался я.

– Это не было отражено в рапорте, – насторожился майор.

– Меня не спрашивали, я не сказал. Вернее, спросили: владею ли я еще иностранными языками? Я честно ответил, что нет. Я же на испанском не говорю, понимаю только.

– Хм, ясно.

– Так, ну что? Начнем?

– Давай. С чего начнем?

– С уровня квалификации. Я хочу знать ваш уровень знаний. Приступим?

– Приступим, – кивнул он.

Через час я слегка откинулся на подушку и с невольным уважением посмотрел на куратора. Его знания были обширны. Архипов знал все рода войск – ну да ему по должности положено – где-то хорошо, где-то отделался общими фразами, но главное – он был в курсе всего. Заодно выяснилось, на чем майор летал. Судя по мимике и легким движениям рук при рассказе, он был истребителем, как и я. На «ишачках».

– Водички можно? Ага, спасибо.

Вернув пустой стакан, я вытер рукой губы, подбородок и сказал, кивнув на новый дневник:

– Я тут накидал кое-что. Если это все проанализировать, то немецким тылам придет швах.

– Дальняя бомбардировочная авиации, – кивнул майор, прочитав заголовок.

– Она самая. Только у нас, в СССР, ее нет!

– Почему это? – приподнял брови Архипов, невольно отрываясь от увлекшего его чтения.

– А потому что то, что есть – это показуха, не более. Для галочки. Есть дальняя авиация – и хорошо. А то, что она не летает, так это уже другое дело. Я вроде в конце июля общался с одним кадром, он как раз был из дивизии Водопьянова, так он такого понарассказывал!..

– Старший сержант Лукьянов, я в курсе. И было это не в конце июля, а в начале августа.

«Фигасе! Ой, что-то мне плохо стало, – подумал я ошарашенно. Нет, знал, что за мной наблюдают, но чтобы так?! Это теперь что же, ни на кого невозможно будет сослаться? Ладно, с этим сержантом я действительно говорил про дальнюю авиацию, а если бы приврал? Мне же надо куда-то списывать свое всезнайство?! – Блин! Во попал! Так, успокоиться. Дыши глубже. Думай. Думай. На чем тебя могут взять? На ком ты можешь спалиться? На кого ты уже ссылался?»