Владимир Поселягин - Истребители: Я – истребитель. Мы – истребители. Путь истребителя [сборник litres]

– Лавочкин очень хочет с вами пообщаться. Просто рвется… – продолжил особист, но был прерван мною.

– О как? Знаете, а вот с ним я бы встретился. Это можно организовать?

– Да, он сейчас в Москве. Когда его записать?

– На вчера, – коротко ответил я, получив в ответ внимательно-оценивающий взгляд Путилина.

– Понятно. Тогда завтра в девять утра. У тебя как раз заканчиваются процедуры, да и Елена Степановна уже осмотрит, вот я его и проведу.

– Это все хорошо, но мне нужен мой дневник. Он с вещами? – спросил я и по лицу сержанта понял, что ляпнул глупость.

– Нет, конечно. Твой дневник теперь считается документом особой важности, он опечатан, лежит у меня в сейфе.

– Вот и его прихватите. Нужно будет много что продемонстрировать Семену Алексеевичу.

– Ты его знаешь?! – удивился особист.

– Просто слышал. Что там дальше?

– Так… Гудков подал заявку. Его сейчас нет в Москве, вернется через десять дней.

– Вот как вернется, так и встретимся.

– Петляков тоже заинтересовался тобой. Но он в Москве только через месяц появится. Где-то на одном из эвакуированных заводов работает.

– Понятно. Как вернется, так и поговорим, – ответил я так же, как и в случае с Гудковым.

– Пионеры… Пресса… Насчет них пока ничего нет. Нужно дождаться получения разрешения на встречу. А пока давай обсудим, что будем делать с твоей будущей речью. Мне должны были привезти пробный набросок, но не привезли, так что давай своими словами. Я тут накидал возможные вопросы, так что давай буду задавать, а ты на них отвечать. Согласен?

– Конечно, – ответил я, пожимая плечами и морщась от вспышки боли в боку. Рука меня не тревожила.

Ночь прошла спокойно. Кошмары на этот раз не мучили. После осмотра и всех процедур я лежал на здоровом боку и уже без особого интереса читал опостылевшую на второй день газету.

«Блин, кроссворда нет… И сканворда… Даже занюханного ключворда нет!»

Только я отложил газету в сторону, как после стука отворилась дверь и Путилин пропустил в палату моложавого мужчину средних лет в полувоенном френче. Я только потом узнал, что такие носили в тылу гражданские начальники. Почему в нем был Лавочкин, не знаю. Видимо, накинул то, что было. В руках сержант держал запечатанный конверт с грифом «совершенно секретно».

– Здравствуйте, Семен Алексеевич. Привет, Сань. Присаживайтесь, – указал на стоящий рядом с кроватью стул.

– Здравствуй, Вячеслав, – ответил Лавочкин, с интересом рассматривая меня.

– Вы меня так пристально разглядываете…

– Извини, просто я впервые разговариваю с летчиком, который так воевал на моей машине.

– Да-а. «ЛаГГ», сколько раз он выручал меня из казалось бы безвыходных ситуаций…

– Вам так понравилась моя машина? – обрадованно спросил конструктор.

– В общем-то нет! – твердо сказал я, глядя Лавочкину прямо в глаза.

Мои слова Семёна Алексеевича не удивили, это было видно. Похоже, все болячки «ЛаГГа» он знал не хуже меня. Ещё было видно – ему приятно, что самый результативный летчик Союза летает на его машине. И при всём при том конструктор никоим образом не показал, что неприятно удивился моему отзыву. Молоток. Хорошо держит удар.

– Я думаю, вы сами знаете, что с «ЛаГГом» не так. Не так ли?

– Вы не ошиблись, Вячеслав. Детских болезней у него много, – согласился со мной Лавочкин.

Уважаю. Не знаю, может, он ожидал всяческих восторгов в адрес своего детища, но, похоже, своими словами я только подтвердил его мысли.

– Вот о них мне бы и хотелось поговорить. Думаю, я когда-нибудь выйду из госпиталя, и мне бы хотелось сесть на НОВУЮ СЕРИЙНУЮ машину.

– Я так понимаю, Вячеслав, вы хотите мне что-то предложить? – чуть подался ко мне Лавочкин.

– Много что. Только боюсь, как бы нам дня не хватило. Товарищ сержант госбезопасности, я могу получить свой дневник? – официально обратился я к особисту.

Путилин, который, присев в уголке, с интересом слушал наш разговор, встал и, подойдя, вскрыл пакет. Получив дневник в руки, я стал быстро его листать.

– Вот, – сказал, открыв нужную страницу.

– Что это? Он немного похож на «ЛаГГ», – пробормотал конструктор, с большим увлечением рассматривая рисунок Ла-5.

– Вообще-то это и есть «ЛаГГ», только с мотором воздушного охлаждения.

– У него большой капот. Будет сильное воздушное сопротивление, – пробормотал Лавочкин, на глаз прикидывая конструктивные недостатки.

– Это легко компенсируется мощью двигателя.

– Двигатель… Проблема только в двигателе, – хмыкнул Семён Алексеевич, посмотрев на меня. – Точнее, в том, что его негде взять.

– У меня в июле был разговор с одним перегонщиком – они нам новую технику перегнали – вот он рассказал про моторы воздушного охлаждения, которыми завалены склады. Я этим заинтересовался, оказалось, они стоят на СУ-2…

– М-82А, – кивнул конструктор.

– Да, мне приходилось сталкивался с ними, так что ТТХ и размер мотора я знаю. Пришлось изрядно поработать головой, пока не получился этот набросок.

– Машина потяжелеет, – с сомнением сказал Лавочкин, вернувшись к разглядыванию рисунка.

– Мощь двигателя это компенсирует. А то, что он большой… Видите, какие там фальшборта? Тем более этот мотор вам в плюс: никто из других конструкторов ими не интересуются. Весь запас ваш.

– Не все. Гудков на свой прототип такой поставил. Не знаю, что у него получится, – едва поморщился конструктор, говоря о своем знакомом-конкуренте.

– Да?.. Не знал. Думаю, вам лучше объединиться. Сейчас война, главное – это помощь нашим войскам, и первоклассный перехватчик нам не помешает. Ссоры и единоличие тут неуместно.

– Я подумаю над этим, – кивнул Семён Алексеевич. Судя по его виду, он собирался вырвать листок с рисунком и забрать его с собой.

– Давайте я вам распишу его ТТХ и предназначение?

После кивка конструктора я откинулся на подушку и, мазнув взглядом по Путилину, который с огромным интересом продолжал прислушиваться, начал говорить:

– По идее это перехватчик…

Обедали мы втроём, но даже во время еды жаркий спор между мной и Лавочкиным не стихал, доходя до криков. Крики были с моей стороны, Семён же Алексеевич оказался удивительно тактичным человеком и не повышал голос даже в самый накал беседы.

Я знал все болячки будущего Ла-5 и старательно подсказывал или прямо говорил, где могли быть дефекты. Специально для Путилина в некоторых моментах уступал, говоря: «Вам виднее, Семен Алексеевич, все-таки это вы авиаконструктор».

В общем, мы проговорили до семи вечера, в конце придя к компромиссу. Я в душе радовался: все, что знал, все передал Семену Алексеевичу и теперь надеюсь, что этот довольно неплохой истребитель появится у нас раньше, гораздо раньше. Главное, добился всего, что хотел. Указал на детские болезни самолета, подсказал, как их «вылечить», и пообещал при любой возможности, поддержать его. Я не знаю, кто придет ко мне награждать, но попробую договориться о встрече с компетентными людьми, которые могли помочь в дальнейшей судьбе истребителя.