Владимир Поселягин - Истребители: Я – истребитель. Мы – истребители. Путь истребителя [сборник litres]

Вдруг Суворов распахнул свои глаза, и Андрей вздрогнул. Столько бесшабашной веселости, которой был так знаменит этот прославленный летчик, было в них!

– Я не могу их подвести… – скорее прочитал по губам, чем услышал диктор, после чего, чуть усмехнувшись, гость начал свою речь. Однако как же она отличалась от того текста, что лежал перед Андреем!

Встретив удивленно-недоумевающий взгляд диктора, сидевшего напротив, я усмехнулся и продолжил. Будем надеяться, что эта небольшая заминка была несильно заметна.

– …Андрей Павлович был прав, и я действительно после вылета. Только он не уточнил, что вылет был вчера и я был сбит. Чтобы прояснить эту ситуацию, бегло расскажу, что было. Дело в том, что несколько дней назад нами был сбит немецкий летчик, и он поведал о важной шишке, которая в составе автоколонны проследует по определенному маршруту. То есть это была дезинформация, мы поняли это, однако отменять операцию не стали. Вылет совершили в составе сборной группы, восемь штурмовиков и восемь истребителей прикрытия…

Я спокойно, чуть иронично рассказывал про ту операцию. Избегая касаться скользких тем. В этот раз хотелось провести более серьезную передачу с легкими вкраплениями юмора. Да и порадовать слушателей – песнями Высоцкого, которыми ранее не слишком баловал их.

– Так и закончился тот бой. Причем это не значило, что он проигран, мы выполнили свое задание, именно это было нашей целью, а то, что нас сбили… что ж, судьба. Так вот, наш бой сподвиг меня на написание песни. Знаете, многие удивляются, как я быстро пишу их, и они правы, я тоже удивляюсь. Например, за вчерашний день я написал тексты сразу трех песен, первая – про наш бой. Сейчас вы ее услышите.

Подхватил гитару, поморщившись от боли в плече, и, накинув ремень, поработал снятой с повязки рукой.

Прижав пальцами струны, пытался унять сильно бьющееся сердце. В исполнение этой песни я вложил душу, что уж говорить.

– Как вы слышали, окончание было другим, но и пришла она мне не в спокойной обстановке. Менять ее я не стал. Несмотря на итог боя, задание было выполнено, причем не просто выполнено, но даже перевыполнено. Мы воспользовались этим налетом, чтобы вызвать неразбериху в войсках противника, нанесли мощные бомбо-штурмовые удары по крупному железнодорожному узлу и аэродрому. Потери немцев сейчас подсчитываются. Многие бойцы и командиры спрашивали, не верующий ли я? Скажу честно: нет. Я атеист в полном его понимании. Религия, возведенная на убийствах и казнях, для меня неприемлема. Это я о Владимире Святославиче, о том, который Красное Солнышко. Но людям это нужно, так что пусть будет. Знаете, когда нам встретились разведчики, я уже думал, что все, так и не выберусь из этих гор, однако парни молодцы, чуть не за шкирку вытащили нас. Причем самой большой проблемой оказался я. Так что разведчики фактически несли меня на руках, у меня оказались слишком серьезные травмы и ранения для похода по горам. Я вообще им удивляюсь, безбашенные парни, все-то у них ловко получалось. Именно им я хочу посвятить свою следующую песню. Она тоже про разведчиков, на данный момент ничего другого я просто не успел написать. Парни, это для вас.

Песня была удивительно длинной, но я спел ее полностью. Что уж говорить, она была одной из моих любимых. Знал её назубок, даже переделанные варианты, но сейчас исполнил в авторском тексте.

Поморщившись, потер плечо – оно доставляло мне все больше и больше проблем.

– На чем я закончил? А, как решил поговорить с пленным летчиком. И первый вопрос был таков. Почему они убивают женщин и детей. Мне часто приходилось это видеть, и я не раз поражался бесчеловечной жестокости немецких летчиков, буквально уничтожавших с воздуха колонны беженцев и санитарные поезда. И знаете, что он мне ответил?..

– Да где? – Стопка листов рассыпалась по полу. Упав на колени, комиссар Мерецков стал шустро ворошить их, ища нужный.

– Точно тут был? – пыхтел рядом главный редактор, бегло изучая каждый листок.

– Да был! Тут все не то. Это бухгалтерия, а нужны были приказы, а у них конверта не было. Может, я его в сейф убрал? – остановившись, задумался комиссар.

Бормочущий на средней громкости репродуктор на стене выдал новый перл Суворова.

– Твари! – отвлекшись от поисков, высказался редактор, прислушавшись к глухому голосу летчика, довольно подробно рассказывающего про какой-то план «Ост».

– Угу. Запись идет? – забеспокоился Мерецков, копаясь в сейфе.

– Конечно, был же приказ!

– Хорошо. Есть! Вот он, – замахал комиссар конвертом.

Редактор Симанович с облегчением вздохнул. Теперь им есть чем прикрыться от проверок из полит-управления штаба фронта. Слишком уж за гранью шел эфир.

– Не знаю, кто принял решение, но человек, пославший этот приказ не мешать товарищу Суворову, умен, причем очень, – задумчиво пробормотал редактор, не отвлекаясь от прослушивания.

– Умный – это да… Тут личная подпись наркома товарища Берии, – ответил комиссар, отчего Симанович от неожиданности закашлялся.

Похлопав его по спине, Мерецков кивнул на репродуктор:

– Сейчас звонки начнутся, переводи все на меня, а пока иди в комнату записи, контролируй там все. Я сейчас бойца пришлю, пусть охраняет. Это же такая – бомба!..

– Так не мы одни пишем…

Штаб 11-й армии.

– Чушь какая-то. «Ост», недочеловеки… – говорил командующий 3-й Королевской румынской армии генерал-лейтенант Пётр Думитреску. Морщась, он слушал перевод немецкого офицера, стоявшего у большого радио, разукрашенного барельефами с африканской – охотой.

– Обычная пропаганда, – нервно вытирая платком блестящую лысину, ответил генерал Ганс фон Зальмут.

– А вы что скажете, герр командующий? – поинтересовался Думитреску.

Все время передачи Манштейн крутил в руках резную трость, которую подарили ему латышские патриоты еще в сорок первом году, задумчиво рассматривая пол.

– Очень интересный юноша. Так хотелось поговорить с ним. Жаль, что это не удалось, – задумчиво ответил генерал.