Кирилл Лятс - Гитлерград

– это я согласен. Ненадежные ребята.

– я думаю, они, именно они делают все, чтобы сорвать мирные переговоры с СССР, и надо поэтому сделать все, чтобы их успешно закончить.

Вошел Альберт Борман.

– Мартин, Вольдемар Штольц на связи

– Спасибо, Альберт, – ответил канцлер и взял трубку, – Вольдемар! Рад слышать! Как там Клаус? Как Авдотья? Ну хорошо, передавай им привет, когда будешь навещать. Сколько? Еще недели две? Врачи говорят или они так думают? Ладно, пусть никуда не торопятся. Новгород не сдадим, я туда Хофмана завтра отправлю временным бургомистром. Нет, не наломает, не бойся. Ну а ты давай уж Хасса замещай. Значит, слушай: сейчас самое важное убедить Жукова возобновить переговоры. Что? Сам тебе звонил? Когда? И что? Ну отлично. То есть вечером уже начинаете. Хорошо. Задача максимально быстро заключить мирный договор и открыть границы. Да, так и скажи, что будет безвиз, посты убираем. Все таможенные барьеры снимаем. Все как одна страна. Нет, не перебор. Ну, в общем удачи тебе, держи меня в курсе. Как там Грета? Как пропала? Куда? Ладно, займемся этим вопросом. Фон Дорну скажи. А, он в курсе. Хорошо, значит, найдет. Все, удачи, фидерзейн.

– ну вот, – повернулся Борман к Эрвину Штольцу, – звонил Жуков Вольдемару, ну там слова соболезнования, чем помочь, бла-бла-бла, предложил незамедлительно продолжить переговоры. Я тоже думаю, что это правильно. Жукову это тоже надо позарез.

– Если Жукову надо, то кому не надо?

– англичанам

Захваченный в женском платье Фриц Мюллер ломался недолго. Петров всего лишь три раза въехал ему по морде, как он уже заговорил.

– я все скажу, все скажу, не бейте, – затараторил посольский охранник, когда они сели в кабинете на площади Дзержинского.

– говори, мы тебя слушаем, – фон Дорн очень хотел, чтобы все признания были сделаны при нем, поэтому начал допрос, не дожидаясь прихода Шурупова.

– это все Лунц. Он придумал это нападение. Еще до того, как он пропал. Он и ружье мне дал.

– это же Sauer. Нарезное причем.

– ну да, господин Лунц с ним на охоту ездил даже.

– я смотрю, вы неплохо стреляете

– ну все-таки воевал. И тоже неплохой охотник. Люблю пострелять белку, утку

– зачем вы стреляли в посла? Ведь покушение можно было и в районе посольства организовать или резиденции

– майн готт, да не хотели мы стрелять в господина Хасса! Да как можно в своего начальника, да еще и немца!

– а в кого тогда?

– в Жукова. Я думал, что там Жуков сидит. Мне так и сказали, что там будет Жуков

– кто сказал? Лунца же уже три дня, как нет в живых.

– кто сказал… Ирма Мессер сказала. Я встретил ее в Университете, когда вы за мной следили.

– она там была? Я думал, там ее брат

– да, она у брата была в кабинете. Я к ней заходил, чтобы уточнить задание

– то есть, когда Мессер приходила в посольство, Вы знали, кто она, но мне солгали?

– извините, герр следователь, я не мог поступить иначе, мой начальник приказал держать все в тайне.

– зачем надо было убивать Жукова?

– не знаю, кажется, чтобы сорвать мирные переговоры.

– от кого Лунц получал задание?

– я не знаю. Возможно тоже от Ирмы Мессер. Он ведь все мне рассказал только после ее визита.

В кабинет вошел Шурупов.

– ну что, как тут у вас? Раскололся ублюдок?

– да, Владимир, говорит, что стрелял не в посла, а в Жукова. Ему сказали, что Жуков будет на представлении в этой ложе.

– кто сказал?

– да вроде бы все от Ирмы Мессер исходит, что-то напрямую, а что-то через Лунца, которого я в лесу тогда прикончил. Руководитель службы охраны посольства.

– Дудочка, тащи сюда Ирму Мессер, – приказал Шурупов стоявшему рядом адъютанту. – будем очную ставку делать.

Мессер приволокли через двадцать минут. Она совсем неважно выглядела.

– вы что тут с ней делали? – удивился фон Дорн

– неважно. Главное, чтобы она все рассказала.

– так ведь она же умрет

– и так ее расстреляют, какая разница.

Фон Дорн покачал головой.

– можно ей хоть горячего чаю сделать? И бутербродов каких?

– Людвиг, может у вас гестапо стало богадельней, но у нас преступникам на допросах бутерброды не делают. Фамилия? – начал допрос Шурупов

– Ирма Мессер, – еле слышно сказала заключенная

– Вы знаете, кто сидит перед вами?

Ирма подняла затекшие от гематом глаза

– да, Фриц Мюллер, охранник посольства

– откуда вы его знаете?

– познакомилась в посольстве несколько дней назад.

– при каких обстоятельствах? Подробно рассказывать! – звучал командирский голос полковника.

– я пришла в Посольство к начальнику охраны и моему старому другу.

– Адольфу Лунцу?

Ирма рассмеялась

– ну пусть будет так

– Ирма, а как звали Лунца на самом деле? – фон Дорн напрягся и полез за фотографией, которую он захватил в комнате Мюллера. Он вынул ее из рамочки и перевернул. «Франц Мюллер и Ганс Келлер. Терезин июнь 1940 года». Теперь все вставало на свои места.

– его звали Ганс Келлер?

Ирма посмотрела на фон Дорна и ничего не сказала.

– и он дал вам другие документы. Документы другой девушки, которую он убил 5 лет назад

– я не знала ее. Кто эта девушка?

– Моника Нойман. Вы назвались ее именем в гостинице.

– да, это я понимаю. Но кто она? Вы ее знали?

– это моя жена

Вольдемар положил трубку и оглядел посольский кабинет. Еще недели две назад он не только не собирался быть послом, но и вообще не планировал приезжать в Москву. Наоборот, у него было задание оставаться при Трескове и информировать о том, что происходит в администрации самого большого и самого красивого города на Восточных землях Рейха. Но, как говорится, от судьбы не уйдешь.

С утра позвонил Жуков и попросил ускорить возобновление переговоров. Двусмысленное положение Штольца не оставляло выбора. Играя в шахматы сразу всеми фигурами одновременно, он был заинтересован в том, чтобы переговоры начались уже сейчас. Конечно, если Хасс выздоровеет, он будет играть ту же партию, но Вольдемару самому хотелось погреться в лучах славы.

Расстраивало только одно – исчезновение Греты.

Последний раз он видел ее в театре. Незадолго до выстрела, после того, как они сходили в ложу к Клаусу и Авдотье, она сказала, что ей нужно в дамскую комнату, и так и не вернулась.

Вольдемар, сидевший в партере до тех пор, пока его не вывели вместе со своим рядом из театра, на что ушлое часа три, успел переговорить и с фон Дорном, и с Шуруповым, но никто ничего не мог сказать вразумительного.

– сам видишь, какая тут суматоха, – сказал фон Дорн, – но, если что узнаю, обязательно сообщу.

По глазам Людвига Вольдемару показалось, что тот что-то знает про Грету. Но просто не хочет говорить.

Вольдемар снял трубку и набрал начальника охраны.