Комбат Найтов - Возвращение домой: Крымский тустеп. Возвращение домой. Крымский ликбез [сборник litres]

– А куда ей деваться! Ей подмога требуется. Ради нее, и чтобы Василия к власти привести, она и обещает этому жадюге все. Но, царь Иван, ты зачем дочь свою за Александра отдал?

– Дабы Литовия и Московия вместе жили.

– То-то и оно! Детей у Александра нет, Елена, если станет вдовой, брату корону ни за какие коврижки не отдаст. Они еще в детстве враждовали.

– Это верно! Она все время с Патрикеевыми знается, а Зойка мне все шепчет, что они против меня что-то затевают. – Царь много пил, разнервничался, у него дрожали руки. – Уйду я скоро, раздерут княжество на части! И Иван умер. А Димитрий молод еще!

– Да, Иван Васильевич, ты самого себя вспомни, как править начал.

– Оно-то верно! – Иван выпил еще чару крепкого Порто и уснул за столом. Ходили слухи, что это у него было в привычке. В дверь постучали, вошел ординарец и доложил, что прибыла княгиня Софья и требует, чтобы ее пропустили.

В дверь почти влетела маленькая толстая тетка в дорогих одеждах. Вслед за ней хотели войти еще женщины, но Дмитрий подал знак всех выгнать. Маленькие глазки из-под жирных щек злобно смотрели на Дмитрия.

– Пошто уединились и без митрополита рядите? Что с Иваном?

– Спит. А ты чего хочешь?

– Я царевна Царегородская, хочу, чтобы восторжествовала справедливость и на трон сел истинный владыка Московии Василий. Его поддерживает вся Церковь православная!

– За что ты им и пообещала, что как в «Слове в защиту церковных имуществ», переводе второканонических книг бывшей Византии, у церкви останутся земли, ты с Василием передашь им в собственность людишек, и все только потому, что ты – царевна Цареградская. А нет Царьграда! Профукали его твои родственники, и никто к ним на помощь не пришел. Правит там султан Баязид II, да у меня там пять крепостей. Одна из них Царьградом называется. Только раньше она называлась по-другому – Удавка, которой удушили Константинополь, Румели. И построена она Баязидом Первым. Теперь ты хочешь так же разорить Русь, Зоя?

Тут проснулся Иван, недовольно осмотрелся и рявкнул:

– Кто пустил! Ты где должна жить? Почему за мной шастаешь?

Тут рекой полились слезы, царица запричитала, что Иван с посланником дьявола связался, совсем с ума сошел, хочет Третий Рим к его ногам бросить. Царь, который не выносил женских слез и причитаний, особенно поверх вина, открыл дверь и рявкнул:

– Вон! И чтоб духу твоего здесь не было! – Позвал князя Холмского и дьяка Беклемишева: – Василий Данилович, Иван Никитович, зайди!

Вошел плотный, небольшого роста воевода в кольчуге и золоченом панцире и воин в простом вооружении. Сняли шеломы, поискали глазами иконы, сплюнули через плечо.

– Мы тут с царем Дмитрием покумекали, садитесь и послушайте. Пейте! – Иван подвинул им тяжелую бутылку с портвейном. Дмитрий указал на стул, князь, гремя вооружением, уселся на него, подвинул себе кубок и блюдо с мясом. Налил от души в чарку, выпил и закусил кабанчиком. Дьяк, показавшийся Дмитрию знакомым, осторожно присел на угловой стул, глазами нашел графин с водкой и немного плеснул себе. Закусил грибочками.

– Так вот! Пошлешь в Белозеро за Василием Патрикеевым. Софью – в Покров. Василия – в Астрахань, пусть там княжит, себя проявит. Затем к Нилу съездите, скажите, что я зову. И, Иван, позови Симона.

Вошел митрополит, долго плевался через плечо, до тех пор пока Дмитрий не кинул ему тряпку и не приказал вытереть все, что наплевал. Тот было решил развернуться и уйти, но Иван не дал ему этой возможности.

– Стой и слушай! Просил крепь ввести?

– Да, великий князь! Иначе разор всех нас ждет. В первую голову тебя!

– Не будет тебе крепи! Чернь у тебя бедствует! Три четвертины берешь! Вот они и уходят! И идут сюда! Не умеешь хозяйствовать, не берись! Все монастырские земли теперь – государевы. Жить монастыри будут со своих доходов, пахоты прекратить, весь урожай этого года сдать в приказы. И собор назначь на сентябрь! Вдоволь тебе!

Митрополит повалился в ноги великому князю, запричитал, что режет его князюшко ни за грош, что околдовал князя нехристь поганая Дмитрий, что опору из-под себя выбивает князь. Тут Дмитрий не выдержал, поднял митрополита за воротник и портки и слегка приложил его о столб.

– Ты у меня в крепости на меня хулу возводишь, смерд? Повесить!

Тут с попом казус произошел – медвежья болезнь! Жиденько, и запах поплыл. Да при свидетелях!

– Брысь отсюда, поганец! – Симон выскочил из светлицы, а через несколько секунд кто-то из наших закричал:

– Врача!

Удар у него приключился! Через десять минут врач доложил, что у митрополита инсульт, требуется госпитализация. Однако его окружение сделать это не дало. Причитая, забрали его и понесли на тот берег. Иван не расстроился и долго хохотал над происшествием. К собору Симон так и не пришел в себя, отказала речь, парализовало правую сторону. Митрополитом стал Нил Сорский, который отправил своего идейного противника Иосифа Волоцкого на Валаам.

Дмитрий же был вынужден прервать пребывание в Нарве из-за событий в Кале: там вспыхнуло восстание горожан. Спровоцировал его, как и следовало ожидать, епископ крупнейшего собора Нотр-Дам-де-Кале Джозеф. Поводом послужила драка на Оружейной площади между французами и англичанами. Во времена английского владычества разговаривать на французском запрещалось под страхом бития кнутом. Власть сменилась, французы расхрабрились и заговорили на рынке по-французски. Немедленно возникла драка, которую поддержал епископ. Началась резня французов, и комендант крепости приказал открыть огонь по бунтовщикам. Канарцы довольно быстро навели порядок на улицах, но значительная часть людей спряталась от огня в церкви и отказалась выходить, заняв там оборону. Неожиданно там оказалось довольно много оружия, хотя собор несколько раз обыскивали. Собственно, в Кале две крепости: одна большая у порта на искусственном острове, там и находится собор, а вторая меньше, это герцогский замок, построенный еще в восьмом веке. Тоже окружен рвом с водой. Мосты через рвы подъемные и довольно хлипкие, так как рвы широкие, что в одной, что в другой крепости. Тяжелая техника по ним пройти не может. Только бронетранспортеры. Поэтому пушки находились в Брюгге. А собор – это крепость, маленькая, но довольно хорошо укрепленная. Сам собор выстроен в виде креста, а с северо-западной стороны – пристройка в виде небольшого форта. В верхней части – бойницы и укрытия для стрелков. В общем, без артиллерии не взять, или с потерями. Вокруг собора – довольно толстая стена. Переговоры ни к чему не приводили. Пришлось снимать разведроту Мальцева с дока и направлять туда. Дмитрий приехал в Кале в начале сентября. Выслушав Гонтье и Мальцева, принял решение в переговоры не вступать, а выкурить из собора всех хлорпикрином. Переснарядили дымовые мины для 82-мм минометов и дали несколько залпов. Одновременно подорвали ворота собора. Произвели зачистку основного здания. Но в пристройке засело более четырехсот человек. Туда газ не попал. С балкона главного здания зачистили крышу пристройки, туда спустилось несколько человек, и через дымоходы бросили еще шашки. Через пять минут стрельба стихла, удалось подорвать дверь и начать эвакуацию потерявших сознание людей. Несколько человек умерло: у кого сердце не выдержало, кто задохнулся в собственной рвоте. Они забаррикадировали двери так, что из этой мышеловки было не выскочить. Как назло, епископ Джозеф погиб, и устроить суд над ним не удалось. А в Англии его сделали святым и образовали орден святого Джозефа, который долго еще портил кровь и нервы канарцам. В соборе оказалось много скрытых помещений и даже подземный ход к источнику воды. Были запасы продовольствия, много пороха, пуль, зарядов картечи для пушек. Правда, пушек у обороняющихся не было.