Олег Кожевников - Император [litres]

– Так точно, ваше величество!

– Ну, тогда иди за своими подчиненными, которым предстоит играть роль камер-казаков. Господина Джонсона подождёте в прихожей. Он отведёт вас на склад, где лежит парадная казацкая форма. Имеющиеся у меня казацкие шашки захватит с собой господин Джонсон. Недостающие шашки старший конных ординарцев получит у командира Ингушского конного полка, генерал-майора Меркуле. Кто, кстати, будет командовать конными ординарцами?

– Подпрапорщик Игнашевич, ваше величество!

– Передай этому Игнашевичу, что ингуши будут ожидать императорские автомобили возле Южной рощи. Конные ординарцы под его командованием не позже девяти часов утра тоже должны прибыть туда, получить недостающие шашки и, когда автомобили появятся, сопровождать «Паккард». Он займёт место в середине кортежа, джигиты будут со всех сторон, и публика вряд ли поймёт, что камер-казаки ряженые и сёдла у них потёртые, а кони не одномастные рысаки. Всё, поручик, действуйте, время пошло!

После ухода поручика Кац попытался затеять разговор о дилетантской, с его точки зрения, затеи с превращением полевых связистов в камер-казаков. Но я его не слушал, сил уже не было что-то логически объяснять. Устал я за этот сумасшедший день. Вместо объяснений я начал жаловаться своему другу на несчастную долю монарха, которого каждый может обидеть, вместо того чтобы помочь. И всё это я делал, связываясь по телефону с генерал-майором Меркуле – нужно было распорядиться, чтобы тот подготовил для передачи Игнашевичу шашки. Перед тем как командир Ингушского полка подошёл к телефону, я объяснил Кацу свою затею одной фразой:

– Отстань, смерд! Я царь, чего хочу, то и ворочу!

Стандартный ответ на некоторые необъяснимые поступки несколько снизил занудство Каца. А совсем его словесный вулкан прекратил извергать разные гадости после окончания разговора с Меркуле, когда я заявил:

– Слушай, Кац, а не хлопнуть ли нам по пятьдесят грамм шустовского, и в койку? У меня голова сейчас совсем мутная, нужно хоть немного поспать, а то завтра такого понаделаю, что потом год будем разбирать. Ты давай заканчивай с Силиным и прочими делами, а я чувствую, что если сейчас не лягу, то завтра резьба может сорваться, и я начну рвать и метать в этом долбаном Сенате. Сволочи, довели страну до революции, а я должен им улыбаться и говорить не то, что думаю.

Кац правильно понял крик моей души – перестал зудеть, а молча взял недопитую бутылку коньяка и наполнил им всё еще стоявшие на столе рюмки. Выпитый коньяк не развязал моему другу язык, видно я послал ему сильный посыл. После опустошения рюмок Кац пожелал мне хоть немного поспать и выбросить из головы все дурные мысли. Оставшись один, я не пошёл в спальню, а, как бывало уже не раз, не раздеваясь, пристроился спать на диване. Слава богу, в кабинете в шкафу имелись подушка и плед.

Уснул я практически сразу, но даже во сне голова была забита мыслями о предстоящем событии. Вернее, я повторно, но уже во сне прослушал лекцию оберцеремониймейстера двора барона Штакельберга. Свою лекцию барон начал с исторической справки, сказав:

– В Россию обряд помазания и венчания на царство, а также вручения императорских регалий перешел из Византийской империи. Сам обряд «посажения на стол» в общих чертах схож с обрядом византийского венчания, исключая миропомазание. Корона византийской империи, составленная из двух полушарий, символизирующих единство восточной и западной частей Римской империи, стала образцом для создания первой русской короны. Она выполнена из позолоченного серебра и драгоценных камней.

Затем барон увлёкся и начал рассказывать, как он видит предстоящую коронацию. А светлой мечтой обер-церемониймейстера двора было провести церемонию венчания на царство на уровне коронации Николая Первого. Наверное, потому, что она происходила по упрощённой схеме, в столице Царства Польского, где в те времена было очень неспокойно. Примерно так же, как сейчас в Петрограде.

Порядок церемонии у Штакельберга, в общем-то, сложился, но было одно но, которое рвало весь шаблон – это отсутствие императрицы. Когда он сетовал по этому поводу, я радовался, что Наталья укатила в Англию. И молил Бога, чтобы она не приехала к началу этой муторной церемонии. А как тут не радоваться, что Наталья не будет участвовать в церемонии, если в той же Варшаве в собор и из собора императрица шла под величественным балдахином, который несли шестнадцать генералов. А если бы Наталья была в столице, то пришлось бы изрядно помучиться. А так никаких тебе генералов, балдахинов и прочей ерунды. Предстоящее отсутствие императрицы на коронации стимулировало барона сосредоточить всё внимание на моём участии в церемонии. И он стал на примере Николая Первого учить меня поведению на коронации. Чуть ли не с придыханием барон начал рассказывать, как происходила церемония венчания на царство будущего царя:

– Коронация Николая Первого в Варшаве происходила в Зале заседаний Сената. Корона, скипетр, держава и другие регалии были привезены тогдашним обер-церемониймейстером из Петербурга. Когда их императорские величества из тронной залы направились в зал для коронования, прозвучал семьдесят один пушечный выстрел. Духовенство, окропив их величеств святою водою, предшествовало им. Николай Первый сам возложил на свою голову корону; примас подал ему скипетр и державу и трижды возгласил: «Vivat, Rexir aeternum».

Даже во сне прозвучавшая латынь меня несколько напрягла, а когда обер-церемониймейстер двора начал излагать свои планы по проведению нынешней церемонии, мне стало совсем уныло. Особенно когда барон, наверное, чтобы подчеркнуть древность традиции, начал использовать уже вышедшие из оборота слова и выражения. А говорить он начал о порядке движения кортежа Михаила Второго от Зимнего дворца к Исаакиевскому собору, где будет происходить вся церковная часть церемонии коронации. По самому барону было видно, что ему самому было непривычно использовать устаревшие выражения. Но он всё равно начал вещать:

– Порядок марша следующий: шесть унтер-офицеров (токмо не от гвардии) верхами. Карета оберцере мониймейстера. Знатных особ кареты порожние; двенадцать же заводных лошадей, богато убранных; третья карета ея императорского величества; вторая карета ея императорского величества; двенадцать конюхов по два рядом. Гоф-фурьер верхом, за ним четыре скорохода и двадцать четыре лакея ея императорского величества; первенствующая карета ея императорского величества цугом, в которой посол сидит на первом месте; потом следует дом посольский и кареты его; затем следует карета императорского комиссара; четыре унтер-офицера (токмо не от гвардии) для заключения марша.