Дино Динаев - Пантанал и дети Ла-Манша [СИ]

— Где ты был, Жак? Что с тобой произошло? — спросила она.

— Ничего страшного. Я постарел.

— Не надо бравировать своим возрастом. Ты не старый!

После этих слов я полюбил ее еще больше, хотя куда уж больше.

— Мне рассказали, ты влип там, у Плотины, в историю?

— Я бы уточнил, не у Плотины, а непосредственно под ней!

Я вспомнил огромные лопасти турбин, девятый вал приближающейся воды, тянущего руку Вальжана. А также зачистки, военные акции, тюрьмы и подземелья.

— Я устал, Эва, — признался я. — И постарел. Приключения любит молодых. К тому же я разучился верить в чудеса.

— Ты мне таким не нравишься! — заявила она. — Пойдём есть мороженное. Ты знаешь, где в мире самое вкусное мороженое?

— Во Франции, к гадалке не ходи!

— Не угадал! В Италии. А на втором месте — мы!

В кафе Эва хотела сесть за выносной столик, но я уговорил расположиться внутри.

— Месье финансист! — понимающе улыбнулась Эва.

С ней было легко.

Мы сели напротив друг друга, и наконец я смог ее рассмотреть. До этого я видел лишь ее глаза и улыбку.

На ней был короткий сарафан в стиле invisible, который только начинал входить в моду в Европе. Причудливый узор был словно стерт и временами исчезал на глазах. Сарафан оставлял открытыми руки, полные ровные ноги. На плечах бретельки от лифчика.

— Жак, ты так смотришь, словно хочешь меня съесть! — засмеялась она.

От ее смеха у меня едва бубенчики не зазвенели. Это был секс без секса. Я и не знал, что так бывает.

— У нас про тебя легенды ходят! — объявила Эва. — Говорят, ты едва не угнал боевой модуль. Точнее угнал, но что — то там сломалось, и тогда ты его взорвал. А еще говорят, ты видел подземного Бога. Он помог тебе и вывел из жутких подземелий.

— Он называл себя Капитаном, — уточнил я.

Она посерьезнела.

— Мон дье, неужто это правда? Я думала, сказки. Ведь проверенных данных нет. Расскажи, какой он.

— Никакой, как и всякий Бог! — пожал я плечами. — Без пола и возраста, но с амбициями. Всесильный и равнодушный. Вместо того, чтобы помочь, он забрал нашу надежду. Вообще, Эва, я думаю, это был не настоящий Бог, а лишь очередной «шедевр» Проекта. Твои коллеги сильно ошибаются, если приписывают авторство русским.

— Кто же тогда автор?

— Никто! — снова пожал я плечами. — Проект достался нам готовым. Могли и неграм подарить. Просто кто — то решил, что дать русским всесилие — это интересная идея.

— Но кто этот кто — то? — напирала Эва.

— Вопрос интересный, — согласился я. — Правильный вопрос. Кто хозяин и что ему в конце концов нужно. Какой эффект он хочет получить в итоге? Вся проблема упирается в то, на чьей он стороне? На стороне добра или зла?

Я помолчал и неожиданно для себя сказал:

— Эва, я не хочу ехать. У меня плохое предчувствие. Сегодня ночью я не сомкнул глаз. Я чувствую на той стороне Залива нечто нехорошее.

Она положила мне на руку свою ладошку.

— Мне велено передать, что мы заинтересованы, чтобы ты принял участие в экспедиции.

— Это ежу понятно, — горько усмехнулся я. — Но что — то говорит мне, что весь этот шумный поход кончится грандиозным шухером, и этот поход станет походом в один конец.

— Успокойся, Жак! — она неожиданно сильно сжала руку, я еще подумал, а владеет ли она всякими шпионскими приемчиками. — Наши специалисты установили, что то, что случилось с Англией — это второй этап Проекта. Мы не имеем никаких сведений оттуда. Данные, полученные от экспедиции «Легасова» будут бесценны для установления истины. Ты же знаешь, что сделают ваши с информацией?

— Положат в сейф, а тот в сейф побольше, — ответил я.

— Именно. А нам надо спешить. И знаешь почему? Потому что количество этапов Проекта ограничено, после чего мы станем Хозяевам Пантанала неинтересны. А что делают с белыми мышками после окончания эксперимента?

— Я точно не знаю, но вряд ли дадут дополнительный корм, — мрачно подвел я итог.

Этой драки не должно было быть.

Дело в том, что я твердо решил в экспедиции не участвовать, и стало быть, французской разведке в лице Эвы становился неинтересным. За отказ пусть судят на Родине, снимают с должности, лишают пенсиона — мне все это разом стало неинтересно.

Впервые я понял, что жизнь бессмыслена, когда мне исполнилось 8 лет. С тех пор мало что изменилось.

Бар «Каролеофан» привлек нас слоганом по — русски «Пьянствуй крюшон!». Я не подозревал, что это провокация.

Мы зашли. Уютный зал оказался наполовину заполнен. Я бегло огляделся в поисках соплеменников — красномордых пьяных морпехов, либо хитрожопых лисов из всевозможных «ящиков» [15] Вряд ли Вершинин встретил бы где — либо «пьяных красномордых морпехов». Поход боевой, дисциплина воинская, если морпехи с «Шербура» и развлекались в увольнении, то точно не до скотского состояния .

Мы заказали крюшон в классическом исполнении, и нам принесли блюдо, от которого можно было сойти с ума. Глубокая хрустальная супница полнилась янтарной жидкостью, на поверхности которой плавали дольки мандарина, кусочки персика, вишни, клубника.

Я всегда подозревал, что напиваться можно, не морщась от отвращения.

Мы танцевали. Один медленный танец переходил в следующий, ещё более медленный. Возможно, там встречались и быстрые, но для нас все танцы были медленные.

Женщины имеют специфические пропорции. Пока вы с ней не станцуете нельзя утверждать наверняка, выше она вас ростом или ниже. Эва оказалась ниже на полголовы. Ее груди касались меня. Свежее дыхание с запахом фиалок подстёгивало воображение.

В танце Эва слегка поднимала ножку в колене, но этого оказалось достаточно для легчайшего касания меня между ног. Мне хотелось, чтобы это продолжалось вечно.

А потом случилась катастрофа.

Нет, драка началась не сразу. Все — таки, Франция, центр просвещенной Европы, здесь не принято бить морды просто так.

В баре среди прочих присутствовало двое хлыщей в кожаных куртках, стриженных под машинку. Одному под сорок, другой молодой сопляк лет 25. Если бы не уголовное преследование содомитства, они бы танцевали друг с другом.

Похожи на мелкую шпану. Зыркающие взгляды, руки в карманах. Пришли развлекаться. И выбрали для развлечения нас.

Первым придрался старый.

— Эй вы, сладкая парочка, медляк давно затух! — ухмыльнулся он, ну и противная рожа.

— Они глухие! — поддержал молодой.

Я хотел поставить их на место, припугнуть комендатурой наконец.

— Не свети корочки! — шепнула Эва. — Лучше уйдем.

Люмпены ухмылялись в открытую. Во мне взыграло чувство противоречия. Когда это происходило, то ничем хорошим это обычно не кончалось. Я решил, что сразу уходить, это стыдно.

— Мне надо в туалет! — решительно заявил я.