Джон Шеттлер - Киров

— Любой ответ от любого корабля? Североморск? — прервал он всеобщую задумчивость, обращаясь к начальнику секции связи Николину.

— Никак нет, — ответил Николин. — Я отправил шифрованное сообщение, используя стандартные протоколы военного времени, но не получил никакого ответа.

Карпов подался к адмиралу, сложив руки за спиной, слегка наклонился и сказал тихо, словно чтобы никто на мостике не мог его слышать.

— Что, если Североморск тоже подвергся удару? Мы можем находиться в состоянии войны.

Адмирал серьезно посмотрел на него, но ничего не ответил.

Туман сгустился настолько, что едва можно было видеть одну оконечность корабля с другой. Море оставалось совершенно спокойным, и лишь непроглядно-белый ледяной туман медленно окутывал корабль. Вскоре надстройки и антенны радаров покрылись густым белым инеем вместе с верхней палубой и бортами корабля, так, что казалось, что по гладкому как стекло морю бесшумно скользит огромный бледно-белый корабль-призрак.

«Киров» медленно шел на юго-юго-запад со скоростью 10 узлов, сканируя чувствительными системами океан и воздушное пространство вокруг, ища признаки вражеских кораблей или самолетов. Было такое ощущение, что системы работали идеально, но на на дальности не более тридцати километров. Затем Роденко заметил, что радиус обзора медленно растет. Тарасов доложил, что так и не заметил никаких следов «Орла».

Адмирал Вольский пытался решить, продолжать ли ему разбирательство или вернуться в Североморск. Он начал соглашаться с Карповым, что это действительно было внезапное нападение западных сил. И «Слава» и «Орел» пропали без вести, он видел это сияние, ощутил взрывную волну, так что это, возможно, действительно была попытка уничтожить «Киров». Тот факт, что Североморск не отвечал на стандартных военно-морских частотах, также означало многое. На базе могли соблюдать радиомолчание, или же могли получить повреждения. Опять же, база могла быть полностью уничтожена. Это был пункт базирования российского флота северных морей [36] Так в оригинале , безусловно, заманчивая и важная цель для любого первого удара.

Вольский вызвал инженерную часть, чтобы узнать состояние реакторов и с удовлетворением услышал, что показания нормализовались.

— Однако это было несколько странно, — добавил Добрынин.

— Странно? Что вы имеете в виду?

— Я не уверен, товарищ адмирал… Просто… Вы же понимаете, что проработав с этой аппаратурой большую часть своей службы, вы сразу понимаете, что что-то не так. Гармоники были нечетки, это все, что я могу сказать определенно. Мне это представляется неправильным, но сейчас показатели нормализовались. Поводов для беспокойства нет.

— Хорошо. Продолжайте работу и немедленно докладывайте в случае, если что-то еще вас обеспокоит. Обо всем, понятно? — адмирал точно знал, что пытался сказать ему командир инженерной части. Годы, проведенные на кораблях в море, вырабатывали у некоторых тонкое чутье на любую ненормальность в работе систем – по звуку, по тому, как корабль шел по морю. Вольский устроился в кресле, размышляя, сможет ли услышать ответ на все их дилеммы в слабом гуле консолей мостика или далеком гуле турбин.

Карпов на некоторое время задержался у поста Николина, словно ожидая сообщения или кодированного сигнала с приказом вернуться в Североморск. Однако время шло, и Николин, казалось, выглядел нервным и смущенным из-за близкого присутствия капитана. Карпов умел нависнуть над пультом, всем своим видом задавая слишком много вопросов. Он был непростым и напряженным, и от долгого молчания по всем каналам и ощущения изоляции от мира, его настрой словно становился заразительным.

Североморск был не только их базой, но и имел полную власть над кораблем. Приказы, поступающие оттуда, перебивали даже самого адмирала Вольского. Вольский был командующим Северным флотом, но над ним стояли главнокомандующий военно-морского флота Геннадий Александрович Сучков и его заместитель и начальник штаба Владимир Иванович Рогатин. Карпов медленно выстраивал отношения с этими людьми и надеялся, что в один прекрасный день это может принести свои плоды. Вольский сменил Сучкова на посту командующего Северным флотом, а Рогатин был командиром старого «Кирова» прежде, чем ушел на повышение. Вольский был наиболее вероятным кандидатом на место стареющего Сучкова, так что Карпов вполне рассчитывал на то, что сможет продвинуться дальше, чем когда-либо предполагал.

Поэтому странное молчание Североморска было для него наиболее приводящим в замешательство фактором. Его излюбленной тактикой действий против старшего по званию всегда было обращение к верховной власти. Карпов получил назначение командиром «Кирова» обхаживая штаб флота. Вольский был старше его по званию, причем намного, но он всегда мог обратиться в штаб флота в Североморске, который мог отменить приказ адмирала. Поэтому он хотел сформировать там представление о происходящем в максимальном соответствии с собственным видением. Он хотел убедиться, что сможет представить себя в наиболее выгодном свете в глазах вышестоящего командования и, что еще более важно, возможно, повлиять на их решения. Еще больше он желал убедиться, что его действия будут рассмотрены в правильном свете – то есть намеревался начать, даже в предельно официальной ситуации, тонкую кампанию по искажению истины, то есть vranyo. Сейчас только адмирал мог отменить его приказ, и Карпов тихо кипел от негодования. Он делал то, что считал нужным, а действия адмирала в его представлении были непростительными.

Кроме того, он видел в ситуации проблеск возможности. «Орел» и «Слава» пропали, и адмирал проявил слабость о оценке потенциальной опасности ситуации. Этот случай будет строго рассматриваться дома, и безусловно появятся виновным и козлы отпущения. Адмирал в любом случае нес ответственность, но Карпов хотел убедиться, что любая возможная оплошность будет возложена на плечи Вольского. Он намеревался сообщить в Североморск все, что думал, и где-то в уме уже просчитывал ракетный залп по адмиралу. Капитан хотел быть уверен, что если придет запрос, он сможет выставить себя в наилучшем свете. В ответ нужно будет предоставить отчет, и он уже составлял его в уме.

Однако пока что в эфире стояла гробовая тишина, и это его сильно беспокоило. Кому же он сможет рассказать свою историю, полную полуправды и прямо лжи, если никто не услышит его? Почему Североморск молчит? Он прицепился к Николину по поводу оборудования – все ли было исправно? Когда происходил последний техосмотр? Кто нес последнюю вахту? Пытался ли он установить защищенное спутниковое соединение?