Арх Максим - Золотая осень 1977

— Может, — с грустью отвечал я и протягивая кассеты с записью добавлял: — Возьмите и послушайте. Возможно, что это последние мои песни и меня вы больше никогда не увидите.

— Ну ни х** себе! — говорили ребята и уточняли: — Так как ты говоришь фамилия у его дочери?..

— Саша, Саша, это ты!.. Белые розы!.. Девочки!.. Это Саша Александров! Девочки!.. Песня Юлия!..

— Здравствуйте девушки. Возьмите кассеты. Это последние. Больше записей не будет!

— Как? Почему?

— Скоро меня посадят за песни в тюрьму… И виноват в этом папа Лены Соколовой.

— Не может быть! — восклицали девушки и добавляли: — Мы знаем Лену. И папу её знаем. Он милиционер.

— Вот он — то и хочет меня посадить в тюрьму навечно!

— Не может быть! Он не такой!

— Может! Такой!

— Вот же дурак! А Лена? Куда смотрит Лена? — возмущённо вскрикивали девочки и пытались меня обнять, чтобы пожалеть.

— Не знаю я кто куда смотрит. До свидания девочки! Прощайте! Мы больше никогда не увидимся, и вы никогда не услышите моих новых, ещё более прекрасных песен, ибо в тюрьме я скорее всего умру… — полу плача говорил я пытаясь вырваться.

— Аааа!.. Не умирай! Ты хороший! — вскрикивали девочки и закатывались в плаче.

— Простите меня за всё! Не поминайте лихом! — вскрикивал я и убегал…

— Пойдёмте все вместе к Лене и скажем ей в лицо какой её папа сволочь! — размазывая слёзы по всему лицу говорили девочки и бежали к телефонным автоматом обзванивать подруг!

За десять минут спокойный было район превратился в растревоженный улей. Я стоял на футбольном поле окружённый сотней галдящих детей и подростков, которые предлагали всё новые и новые варианты решения моей проблемы.

Самыми популярными из них были две: «Давай ты будешь жить у нас. Я с мамой и папой договорюсь» и «Давай убежим с тобой вместе куда — нибудь» … Также иногда вспыхивали идеи, пойти в милицию, или к Лене домой и потребовать, что бы от меня отстали… Некоторые девочки предлагали объявить не в чём неповинной Лене всеобщий школьный бойкот и не разговаривать с ней… Некоторые мальчики, предлагали в знак протеста завтра в школу не идти…

Были среди митингующих и такие младо — революционеры, которые постоянно бегали куда — то звонить, после чего из подъездов близлежащих домов выбегало подкрепление в лице детишек и даже их родителей.

Где — то через полчаса, оглядев толпу человек в двести, я залез на бревно и пока не приехала милиция и не пришёл участковый, толкнул пламенную речь…

В первую очередь я выступил с категорическим требованием, ни в коем случае не трогать Лену Соколову, ибо сын, в нашем случае дочь, за отца не отвечает! Я предостерёг тех, кто хоть словом, хоть делом её обидит, и пообещал, что с такими дружить не буду и больше к ним в гости никогда не приеду!

Народ внял и одобрительно зашумел!.. Я поблагодарил всех митингующих за сочувствие и участие, всплакнул, попрощался и сказав себе, «беги Форест, беги…», убежал, оставив митинг оппозиции без вождя…

Что там было дальше я не знал, но к счастью преследовать меня никто не решился, и через пятнадцать минут я был уже на железнодорожной платформе станции Перово.

Полковник Пётр Сергеевич Соколов, начальник Перовского отделения милиции, приехал домой поздно вечером в хорошем настроении…

День был прожит не зря. В Главке ему по секрету сказали, что в ближайшее время несколько генералов уйдут на пенсию и на их места нужны будут новые люди, беззаветно преданные делу. Так как работой вверенного отделения милиции начальство было удовлетворено, то вскоре полковника ждало повышение, а это вселяло оптимизм и надежды на будущее, ведь как известно генерал, — это не должность, генерал, — это счастье.

После Главка в порыве энтузиазма Пётр Сергеевич заехал к себе в отделение, где прямо при входе к нему пристал ё**** милиционер Пахомов, который якобы раскрыл какое — то неимоверное дело с самиздатом… Полковник выслушал того в пол уха, приказал доложить обо всём завтра и послал докрашивать забор.

Быстро раздав, нужные и не очень, распоряжения и приказы личному составу, попавшемуся под руку, Соколов сел в служебную «Волгу» и, водитель отвёз полковника в ресторан, где того уже должна была ждать любовница.

После плотного ужин с винными возлияниями пара отправилась на съёмную квартиру, где весело провела три часа…

Вдоволь натешив плоть, пьяный и радостный полковник вызвал такси и отправился домой…

Сначала он подумал, что водитель такси привёз его куда — то не туда…

Окна в подъезде были выбиты… Переступая через стекло полковник зашёл внутрь… Все стены были исписаны матерными надписями и чем — то испачканы… Открыв дверь лифта Пётр Сергеевич ужаснулся… Стены были мало того, что исписаны, но вероятно ещё и облёваны, но это было пол беды… Весь пол был залит и загажен испражнениями так, что создавалось впечатление, что следы эти несомненно оставил мимо проходивший здесь слон…

Полковник отпрянул назад и сдерживая рвотные порывы пошёл к лестничному проёму… Поднимаясь по лестнице, стены которой без сомнения также подверглись атаке вандалов взгляд его постоянно натыкался на надписи типа: «Руки прочь от музыканта!», «Отстань от Васи с***!», «Свободу Александрову!»

— Свободу Юрию Деточкину, — негромко прокомментировал увиденное Пётр Сергеевич, после чего добавил: И свободу Анжели Девис тоже…

Поднялся на свой этаж и «ахнул». Картина, представшая перед его взором, никак не укладывалась у него в голове и резко дисгармонировала с воспоминаниями…

Было такое впечатление, что на четвёртом этаже, где он жил, происходила какая — то грандиозная пьянка… Все стены исписаны похабщиной, некоторые лампочки разбиты, некоторый плафоны обожжены, весь потолок также обляпан пятнами краски разных тонов и оттенков, на полу валяются стёкла от разбитых бутылок и ламп… Всё грязное, всё какое — то мерзкое, какое — то оплёванное…

Аккуратно лавируя между кучами испражнений, он миновал «минное поле» и подошёл к двери своей квартиры. На входной двери большими буквами было написано матерное слово из трёх букв. Также, дабы смысл выражения был понятен даже тем, кто не умеет читать, в приложении к тексту было помещено графическое изображение данного органа.

В непонимании какого хрена тут происходит, полковник милиции соединил два проводка, торчащие из стены, на месте висевшего когда — то здесь звонка…

«Дзынь»! «Дзынь»! — пропел финский звонок и в квартире что — то громко упало.

— Отстаньте! Отстаньте! Идите на х**!! — прокричала из — за двери жена, после чего раздался её истерический смех и плач.

— Ира! Ира! Открой, это я! Что случилось Ирочка! Немедленно открой дверь! — в ответ прокричал ей в Пётр Сергеевич и с силой постучал в дверь кулаком и ногой.