Роман Буревой - Все дороги ведут в Рим

Три года назад Постум, следуя подсказке Гета, этого свидетеля многих имперских тайн, слабостей правителей и уловок не слишком радивых слуг, завёл как бы между прочим совершенно легкомысленную дружбу с командой линкора. Он их одаривал с истинно императорской щедростью. Август часто выходил в море, изображая, что это всего лишь увеселительные прогулки, хотя ни разу на борту не устраивал тех мерзких дебошей, которыми прославился в Риме. Напротив, здесь он был подлинным императором, и моряки относились к нему всегда только как к своему главнокомандующему. При этом он сумел для каждого сделать что-то совершенно особенное, важное, исполнить тайное желание, выступив сразу как бы в трех лицах, – гладиатора, гения и бога. Бенит, сбитый с толку очередным спектаклем, считал, что Август в глазах моряков заслужит лишь презрение, и не препятствовал.

Едва получив радиограмму, Бенит тут же приказал капитану «Божественного Юлия Цезаря» вернуться в порт. Ответ пришёл не сразу: капитан предпочёл выиграть время. И лишь через три часа Бенит получил наконец сообщение: «Подчиняюсь императору». Бенит взъярился. О, как взъярился Бенит! Отдать приказ напасть на линкор, несущий императорский вексиллум, он не мог. А захватить без шума линкор с экипажем в полторы тысячи человек, линкор, имеющий девять одиннадцатидюймовых орудий и двенадцать шестидюймовых, шесть торпедных аппаратов и главный броневой пояс двенадцать дюймов, было немыслимо. Что оставалось Бениту? Лишь прошипеть по-змеиному самодовольному Макрину:

– Ты должен выиграть для меня войну. Иначе тебе конец.

– Не волнуйся, я все могу. Я – начальник над гениями. Значит, выше гениев, – провёл небольшую логическую выкладку Макрин и улыбнулся, довольный своими необыкновенными откровениями.

– Что-то библионы твои были не в чести! – неожиданно съязвил Бенит. – Неофрон куда лучше пишет. Надо было Неофрона назначить префектом претория. К тому же он бывший гвардеец.

Лицо Макрина пошло пятнами. Он хотел назвать Неофрона дураком, но не посмел: на письменном столе Бенита лежал последний том Неофрона под названием «Пустыня XXXII».

Постум вошёл в свою каюту и растянулся на ложе. Через полчаса в большом таблине корабля назначен военный совет. Но прежде чем появиться перед всеми и обнародовать безумный план действий, Постум заперся в каюте с отцом.

Итак, наконец Август в открытую сразился с Бенитом. И первый удар разбил ему лицо в кровь. Но Постум не упал, он на ногах. Момент был не самый подходящий. Но подходящего можно прождать всю жизнь и не дождаться.

– Как ты думаешь, Философ, что теперь сделает Бенит?

– Отправит Макрина воевать с монголами.

– Макрин погубит новые легионы. И так Пятый легион целиком в плену. А войска Макрина монголы уничтожат. Ты же знаешь Бенитову доктрину – он велит солдатам кидаться на варваров с мечами в руках. Он в плену собственных фантазий и требует от подданных их воплощения.

– Как любой правитель, – уточнил Элий. – Человек – капризное существо.

– Так что же делать?

– Кто командует экспедиционным корпусом в Готии?

– Цезон Галл, легат Восьмого легиона. Брат сенатора Луция Галла.

– Не лучший выбор. Как полководец он – ничтожество. – Элий задумался. – Но все равно стоит попробовать. Ты – император, то есть главнокомандующий. Явись в лагерь и потребуй передать командование лично тебе. Правда, полномочия Бенита ещё не истекли… – Элий задумался. – Если бы тебе уже исполнилось двадцать, то Цезон Галл был бы просто обязан тебе подчиниться.

– Мне исполнится двадцать в четвёртый день до Нон июля, – напомнил Постум, как будто опасался, что Элий мог забыть день его рождения.

Тот кивнул – он помнил число. Вот только не знал, как сжать время, которого слишком много осталось до роковой для Бенита даты. Так всегда в жизни: ждёшь слишком долго, бесконечно долго, все нужные события промелькнут, все случаи упустишь. А когда наконец дождёшься, времени вдруг останется до смешного мало. Оказалось, что все растрачено на ожидание. Там были – годы, а сейчас – миг. Он ждал двадцать лет, чтобы явиться на помощь сыну. И вновь ещё не его час.

– Судя по данным разведки, которые я получил от Рутилия, минуя «Целий», монголы нападут раньше. Ну пусть даже в июле я буду уже иметь право. Что тогда? За считанные дни уже ничего не сделать.

– Если Цезон Галл согласится тебе подчиниться, ты арестуешь Макрина и вызовешь в лагерь Гнея Рутилия. Он сможет организовать оборону.

– Но ты не уверен, что Цезон Галл мне подчинится?

– К сожалению, не уверен. Он даже может попытаться тебя задержать. Так что возьми с собой две центурии морской пехоты. А лучше три. Для охраны. Цезон Галл побоится действовать с большим шумом.

Август кивнул. Да, Цезон Галл побоится действовать открыто. Тем более что «Целий» доносил (опять же лично Августу), что часть легионеров на стороне императора, а не Бенита, особенно после неудачной афёры в Африке.

Если бы можно было удержать варваров на несколько месяцев от нападения! Элий подумал о Трионовой бомбе. Будь у Рима сейчас бомба, они могли бы это сделать. Но он сам остановил Триона. Ошибся? Или все же был прав? Вопрос не из простых: можно ли ошибку Бенита исправить с помощью бомбы?

– Может, договориться с Бенитом… – попытался рассуждать вслух Постум. – Он, конечно же, зол на меня, но я бы попытался немного его пошантажировать и…

– Нет! – пресёк его сомнения Элий, будто мечом рубанул, отсекая напрочь сомнения. – Никаких договоров с Бенитом. Его место на помойке. Ты его пережил. Теперь – твоё время. Его время вышло. – И хотя он говорил негромко, Постуму казалось, что Элий выкрикивает эти слова.

– Погоди! – Постум затряс головой. Ему показалось, что отец рассуждает о вымышленном мире. – Так в политике не поступают.

– Здесь речь не о политике – о чувстве времени. Сейчас – твоё время. Бениту могут подчиняться все легионы Империи, а тебе – одна когорта. Но ты выиграешь. Потому что когорта эта пойдёт с тобой, а его легионы пошлют Бенита к Орку в пасть.

Никто из советников Постума не говорил с ним так. Не потому что не смел, а потому что никто из них не оперировал такими категориями. Даже поучения Гэла, гения, были по-человечески мелочными и практическими. Никто не рассматривал категорию времени как элемент политики.

Постум был ошеломлён.

– Значит, я должен…

– Смотреть на него как на человека, который остался во вчерашнем мире. Он опасен. Но он в клетке своего «вчера». В «сегодня» ему не выйти.

Император поднялся, прошёлся по каюте.

– Значит, я обязательно выиграю? – спросил, сдерживая улыбку.

– Нет. Не обязательно. Но Бенит обязательно проиграет.