Елена Ершова - Рубедо [СИ]

За те невероятно долгие, отвратительно скотские ночи, когда барон по-звериному насыщался ею, Марго успела и удивиться выносливости авьенцев, и понять ее причину.

— Рубедо , — произнесла она вслух.

Слово выплеснулось, как жидкий огонь. Амалия отшатнулась и быстро перекрестилась на витраж, с которого взирал Спаситель — губы улыбчивы, но глаза невыносимо серьезны.

— Ваш муж, граф фон Остхофф, — продолжила Марго, не сводя взгляда с витража и вся подрагивая от внутреннего напряжения. — Он вхож в ложу «Рубедо», не так ли?

— Да, — слабо откликнулась Амалия, нервно выкручивая подол. — Как и барон фон Штейгер, земля ему пухом. Как герцог Бадени, граф Вимпфен и его преосвященство…

Она замолчала, в глубине зрачков плясали искры, а за спиной Спасителя полыхал огонь — очищающее пламя, когда-то уничтожившее одного человека, чтобы спасти тысячи.

Он умер за твои грехи и воскрес для твоего оправдания…

У себя на родине Марго лишь слышала о великом акте самопожертвования, который совершил император Авьенского престола. В те давние времена чума едва коснулась Славии гниющем ногтем, но уже пожрала Турулу, Равию и Костальерское королевство. Великий Авьен — соединение торговых путей и очаг заражения — агонизировал и распадался. Люди молили Бога об избавлении, но он оставался глух к мольбам. Тогда-то Генрих Первый Эттингенский взошел на костер.

И сам стал Богом.

— О-о! — протянула Амалия, прижимая ладони к груди. — Дорогая, я поняла, куда вы клоните!

Пламя свечей отражалось в стеклянных глазах Спасителя.

Однажды его привязали к кресту и обложили хворостом. Принесли в жертву, чтобы остановить эпидемию. Сожгли заживо на глазах у измученных людей.

Огонь — место, где была разрушена власть болезни.

Огонь — место, где была разрушена власть греха.

Огонь — это расплата за долги.

— Конечно, мой муж хорошо знаком с его преосвященством, — продолжала ворковать Амалия. — Недавно он получил степень Мастера из рук самого епископа! Маргарита, я достану вам лучшую протекцию! Сегодня же!

Барон фон Штейгер любезно рассказал, что случилось потом.

«Они взяли его прах, Маргарита, — слышался его безмятежный голос. — Смешали с кислым виноградным спиртом и выпарили на песчаной бане. Когда тени покрыли реторту своим тусклым покрывалом, эликсир возгорелся и, приняв лимонный цвет, воспроизвел зеленого льва. Они сделали так, чтобы лев пожрал свой хвост, а потом дистиллировали продукт. И вскоре увидели появление горючей воды и Божественной крови. [1] Цитата из «Книги двенадцати врат» английского алхимика Джордж Рипли (XV век). Кто ее вкусит — обретет бессмертие…»

Барон назвал этот ритуал «Рубедо».

— Уже утром вы увидите Спасителя! — возбужденно закончила Амалия. — Разве это не прекрасно?

Ее круглые глаза восторженно блестели.

Марго увидела в них незамутненную, искреннюю любовь: с такой шагают в огонь, с ней идут на войну. Во имя такой любви ревностно хранят традиции под покровительством ложи «Рубедо» и каждое столетие поклоняются новому Спасителю, чтобы потом принести его в жертву, замолить грехи и предупредить эпидемии.

За эту слепую любовь погибнет и Родион…

Марго стряхнула оцепенение. Тени скользнули по витражу, вычернив глазницы Спасителя.

«Не человек, — напомнила себе Марго. — Только орудие Господа».

А еще единственная надежда для Родиона.

— Благодарю, графиня, — ответила она, быстро приседая в поклоне. — Сегодня вы спасли одну невинную жизнь.

Ротбург, зимняя резиденция кайзера.

Ночь прошла в тревожном ожидании. За это время Марго выпила не менее пяти чашек кофе, и теперь ее сердце колотилось, как оголтелое. Она прижимала ладонь к груди, через шелка и кружево чувствуя, как похрустывает сложенное вчетверо письмо от графа фон Остхоффа с убористой закорючкой-подписью епископа Дьюлы и резолюцией: «Прошу принять к рассмотрению».

В этот момент Марго могла бы гордиться собой, но думала только о Родионе — маленьком Родионе, проведшем ночь в тюремной камере, где пахнет гнилью и табаком, где из соседних камер доносится пьяное мычание бездомных и рассвет едва-едва просачивается сквозь узкую щель под потолком. Место, куда более отвратительное, чем славийский приют.

«На что ты пойдешь, чтобы вызволить брата? — вкрадчиво спрашивал покойный барон. — Ляжешь под очередного престарелого аристократа? Под самого Спасителя, или, может, кайзера? А, маленькая шлюшка?»

Марго больно и зло ущипнула себя за мочку уха. Призрачный голос пропал, оставив на языке кисловатый привкус желчи.

Авьен просыпался: по-собачьи порыкивал фабричными гудками, выдыхал керосин и копоть, распахивал тусклые ото сна глаза-окна. Мальчишки-газетчики, позевывая и подтягивая почтовые сумки, тащились через перекрестки. Один за другим гасли фонари, отступая перед напором августовского солнца, вползающего на шпиль кафедрального собора Святого Петера.

Накатывала тошнота: не то от тревоги, не то от выпитого кофе, не то от бессонной ночи. В глаза будто насыпали толченого стекла, и Марго болезненно щурилась на позолоченный герб, где огненная Холь-птица разворачивала алые с черной изнанкой крылья, чтобы сгореть дотла и снова восстать из пепла.

Адъютант принял ее письмо, пробежал глазами и повел за собой через анфиладу комнат, отделанных белыми с позолотой резными панелями. Тяжелые люстры на медных цепях отбрасывали на паркет причудливые тени. Страха почти не было, как и понимания, что говорить Спасителю. Марго раз за разом мысленно проигрывала грядущую встречу, но слова путались, и образ кронпринца — трогательный и возвышенный, тот, что традиционно изображали на витражах, — смазывался под натиском воспоминаний о полицейском участке, где воздух насыщался стойкими алкогольными парами и визгливым смехом проституток.

В приемной не оказалось свободных мест: посетители расположились в креслах, пролистывая свежие газеты или просто переговариваясь друг с другом. Иные бродили вдоль полок из красного дерева, глазея на книги в сафьяновых переплетах, но за прошедшую ночь Марго порядком утомили суета и многолюдность, поэтому она облокотилась о стену и прикрыла глаза, но все равно слышала монотонный гул голосов — так майские жуки кружатся у фонарей, и жужжат, жужжат…

…слышали о помолвке герцога Н.?

.. а из какого рода невеста?

…не советую ходить в мясную лавку на Хольцгассе, мясник дерет втридорога.

…говорят, война будет.

…дурак, кто так говорит! Спаситель на что?

…вчера на Шмерценгассе обыск был.

…от войны не спасешься.

…мне рассказывала бабуля — царствие ей небесное! — что прошлый Спаситель до ритуала еще целых десять лет на троне просидел.