Елена Ершова - Рубедо [СИ]

Он до последнего боялся, что его остановят, а какой-то частью и надеялся на это.

Но никто не вышел за ним, никто не вернул.

Гостевой дом на Хайдгассе.

Гирлянды фонарей, развешенные над мостовыми, своим мельтешением вызывали мигрень, к тому же, Генрих изрядно продрог и по прибытию на Хайдегассе не знал, чего хочет сильнее: выместить раздражение на турульце или поблагодарить за своевременно втиснутую в его ладони кружку с горячим пуншем.

— Раньше меня не брала простуда, — пожаловался Генрих, обжигая губы о пряное варево. — В детстве я в одной тонкой шинели маршировал по снегу и никогда не болел. Теперь же ощущаю себя развалиной.

— Вы слишком мало отдыхаете и слишком озабочены государственными делами, ваше высочество, — с поклоном ответил Бела Медши. — Надеюсь, этот прием не слишком утомит вас, а может даже развлечет. Я пригласил узкий круг гостей, и для вас будет петь одно прелестное создание, юная особа, которая к тому же недурна собой.

— Друг мой! — с натянутой улыбкой ответил Генрих, с каждым глотком гася в себе раздражение. — Если бы я хотел общества прелестных созданий, я бы отправился в салон фрау Хаузер. На это предложение я откликнулся лишь потому, что уважаю вас. И потому, что вы желали говорить без посторонних ушей.

— Все дела потом! — Медши почтительно подхватил Генриха под локоть и увлек его в ярко освещенный салон. — А пока я не прощу себе, если вы не попробуете партию молодого вина прямиком из моих погребов и не оцените старания Агнешки!

Сдержанно улыбаясь приглашенным господам, которых, к чести посла, действительно набиралось от силы семеро, перебрасываясь с каждым учтивыми замечаниями об Авьенской погоде и турульском вине, которое оказалось весьма недурным, Генрих все еще мечтал о скором завершении вечера. И даже хваленая Агнешка — миниатюрная турулка с грустными оленьими глазами, — хотя и пела самозабвенно и чисто, с тем трагическим надрывом, свойственным лишь кочевникам да славийцам, не могла до конца избавить от напряжения. Генрих все больше молчал, слушал переборы гитарных струн, едва притрагивался к вину и в конце концов рассеянно подозвал Агнешку к себе. Она робко присела на его колени, по-детски обвив за шею и положив на плечо кудрявую головку.

— Я узнала тебя, — доверчиво пролепетала по-турульски, точно видела в кронпринце ближайшего друга. — Ты приходил ко мне во сне и говорил со мной.

— О чем говорил, милочка? — спросил Генрих, наслаждаясь близостью девушки и боясь ее спугнуть, а потому лишь слегка придерживая забинтованной рукой за бедра.

— О болезни, — ответила Агнешка и, вздохнув, добавила: — Она выедает тебя изнутри. Ты скоро погибнешь, бедный…

Потом порывисто поцеловала Генриха в висок и, будто испугавшись, спорхнула с его коленей и кинулась прочь.

— Стой! — он привстал тоже, но с места не сдвинулся — ноги будто приросли к полу. Пламя лизнуло бинты.

— Ваше высочество! — сейчас же всполошился Медши, его лицо выражало крайнюю степень досады. — Не слушайте вздорную девчонку! Кто знает, что пришло ей в голову? Моя вина: знать бы, что так повернется…

— Пустое, — едва вытолкнул сухими губами Генрих и, утихомиривая дрожь, сцепил пальцы в замок. — Мне даже отчасти… симпатична такая непосредственность.

— Я накажу нахалку! — сверкая глазами, бушевал турулец, а гости поджимали губы и осуждающе качали головами. — Не для того вез ее от самой Буды! Прошу, ваше высочество, не принимайте эти бредни близко к сердцу. Попробуйте вот этот сорт…

Он подал знак, и лакей тут же откупорил бутылку розового. Вино плеснуло в бокал, но Генрих упрямо мотнул головой и отступил к дверям.

— Нет-нет! Оставьте девчонку в покое, ради бога. А мне пора освежить голову… прошу простить, господа.

Толкнув плечом створки, вышел в смежный салон, прошел еще один и очутился в пустой комнате — здесь свечи были вполовину погашены, мягкий сумрак скрадывал очертания предметов, и не было слышно ни чужих голосов, ни раздражающего звяканья бокалов.

Эта ночь оказался ошибкой, просто дурным завершением и без того дурного дня.

За спиной почудилось движение, и свечи в канделябрах дрогнули, точно от сквозняка.

Генрих быстро обернулся.

Показалось: кто-то прошмыгнул в темноту, взрезав узкую полоску света.

— Кто здесь? — спросил Генрих негромко и нахмурился.

Снова тайная полиция? Слежка?

Он вернулся обратно и едва лишь взялся за латунный набалдашник, как дверь отворилась сама, и на пороге возник озадаченный турулец.

— Ваше высочество! — воскликнул посол. — Неужели вы решили покинуть нас?

— Я утомлен, — процедил Генрих. — И хотел бы выспаться.

— Мне жаль! — сказал Медши, сверля его взглядом из-под сведенных бровей.

— Но нам так и не удалось переговорить о деле…

— Говорите сейчас! — перебил Генрих. — Впрочем, могу угадать. Вы снова хотите заручиться моей поддержкой, не так ли? Об этом можно было переговорить и в Бурге.

— В Ротбурге повсюду глаза и уши, ваше высочество. Я предпочел более безопасное место.

— Даже в столь безопасном месте, как это, друг мой, ответ останется прежним: я не изменю стране, отцу и короне.

Вместо ответа Медши аккуратно прикрыл за собой дверь.

— Позвольте сказать, ваше высочество, — проникновенно заговорил он. — Я высоко ценю ваши начинания и дальновидность. Жаль, что не каждый обладает способностью разглядеть в вас перспективного правителя, и еще жальче, что вам чинят препятствия те, кто менее компетентен, а то и вовсе глуп, чтобы понять пользу предлагаемых вами нововведений. Провал военной реформы ясно демонстрирует это.

— Досадная заминка — еще не провал! — резко ответил Генрих, в глубине души соглашаясь с турульцем, но от этого лишь сильнее раздражаясь. — Но вы правы, граф, военные министры слишком тупы и ни на йоту не сдвинутся с выбранного курса!

— Досадная заминка отодвинула надежду на скорые перемены, — терпеливо возразил Медши. — И еще больше обострила внутренние противоречия, и без того раздирающие империю. Моя родина — яркий пример таких противоречий. За последние несколько месяцев то здесь, то там вспыхивали недовольства. И силы, направленные подавить эти недовольства, на деле разделяют народные опасения и чаяния. Вы знаете, ваше высочество, я говорю об офицерах низших рангов — достаточно образованных, умных, симпатизирующих либеральным идеям, но в силу происхождения не имеющих права голоса.

— Зачем говорить это мне? — перебил Генрих, пожимая плечами. — Я видел все воочию, когда инспектировал гарнизоны.

— Да, ваше высочество, — слегка поклонился Медши. — Я лишь хотел уточнить, что эти господа бесконечно преданы вам, как многие мои земляки и соратники. Не будет открытием, если я напомню, сколь горячо турульский народ желает видеть вас своим правителем.