Евгений Токтаев - Скованный Прометей

Фёдор подскочил, ударил здоровяка в спину. Тот сразу обмяк и навалился на Никиту. Фёдор помог другу выбраться из-под туши нехристя. Никита закашлялся. Прохрипел:

— Цепь…

Федя пошарил вокруг глазами, но ничего подходящего не нашёл. Не ятаганом же её царапать. Он потянул цепь, и она неожиданно поддалась. Тоже порвана, но где-то далече. Вместе они быстро протащили её сквозь кольца на ногах кандальников, освободив ещё троих. Одного, правда, тут же зарубил какой-то басурман, но двое других вцепились убийце в ноги и повалили.

Никита сидел крайним и на его ноге цепь заканчивалась. И снять нечем. В руках оказалась железная змеюка, сажени в три. Он подобрал её, свил в несколько петель, оставив конец свободным, и этим-то концом, будто кистенём с размаху приложил подбежавшего усатого.

Встали спина к спине.

Христиане к тому времени захватили почти всю галеру. Турки оставили противнику куршею и ещё сопротивлялись на рамбате и юте. Здесь они отчаянно пытались свалить рыцаря, от макушки до колен закованного в железо.

Рыцарь орудовал тяжёлым бастардом, вражеские клинки самоуверенно парировал левым наручем. Недешёвые латы хорошо пригнаны по фигуре и двигался рыцарь довольно свободно. Он зарубил последнего из янычар, а потом без особого труда загнал двух оставшихся лучников-левентов под навес над ютом и там прикончил. Вышел наружу и остановился, осматриваясь.

Бой уже стихал. Рыцарь поднял забрало и опёрся о меч. Последние ещё живые турки попрыгали в воду и на баке раздались торжествующие крики. В этот момент Фёдор заметил, как за спиной рыцаря из люка под навесом высунулась усатая рожа. Вслед за усами показалось ружьё-тюфек.

— Сзади! — заорал Фёдор.

Он был слишком далеко и не успел бы даже оттолкнуть рыцаря, но на счастье того вовремя сориентировался и явил проворство Никита. Он взмахнул цепью и захлестнул ею ствол. Грянул выстрел. Пуля расщепила палубную доску возле ноги рыцаря, тот обернулся.

Турок не стал ждать, пока его насадят на клинок бастарда, как барана на вертел и нырнул в трюм. Рыцарь что-то крикнул своим, несколько человек уже спешили к нему, спотыкаясь о трупы, коими завалена вся куршея и банки гребцов.

Латник повернулся к Никите.

— Grazie. Mi hai salvato la vita. Non lo dimentichero.

Он сдёрнул с головы одного из покойников шапку, вытер ею клинок и вложил в ножны.

— Ты понял, что он сказал? — шепнул Никита.

— Благодарит, — ответил Фёдор.

— Разумеешь по-ихнему? — удивился Никита.

— Есть немного.

— Где насобачился?

— Живы будем, расскажу, — отмахнулся Фёдор, — дай дух перевести. Что-то голова кругом идёт.

Голова кружилась не у него одного. Перед самым абордажем Онорато неожиданно стало плохо. В глазах потемнело. Когда он очнулся, как ему показалось, спустя мгновение, то обнаружил себя стоящим на четвереньках. Немедленно вскочил, сгорая от стыда при мысли, что все, несомненно, видели его слабость и могли навыдумывать всякого. Каково же было его изумление, когда он обнаружил, что внезапная дурнота накатила не на него одного.

Впрочем, долго размышлять над этим некогда. Галеры столкнулись, и он бросился в драку. А вот теперь, остывая и приходя в себя, Онорато прислушивался к своим ощущениям и раздумывал, что это было.

Подбежал Бартоломео Серено, старший из его офицеров.

— Проверьте трюм, — распорядился Каэтани, — только осторожно, возможно этот ублюдок там не один.

— Ваша светлость, прошу простить…

— Оставьте, Бартоломео. Позаботьтесь об этих гребцах, они спасли мне жизнь. Снимите с них кандалы.

— Будет исполнено.

— Галера наша! — доложил капитан Хуан Васкес де Коронадо, рыцарь-госпитальер, представительный мужчина лет сорока пяти.

— А что остальные? — спросил Онорато.

— Насколько вижу, все свои отбили, — ответил де Коронадо, — ренегат не стал за них цепляться.

— Он уходит, — добавил Мартин де Чир, старший помощник Хуана Васкеса, — будем догонять?

Каэтани покачал головой.

— Нет. Я и так нарушил приказ Ромегаса. Надо помочь людям ди Кардона.

Он снял шлем и вытер лоб ладонью.

— Им сильно досталось. Дон Хуан, надо поднять тяжелораненых на "Журавль" и "Маркизу". Пусть спешно идут в Порто-Петала, может быть раненым там смогут помочь. А мы пока осмотрим галеры ди Кардона и равномерно распределим гребцов. Дон Хуан, вы слышите меня?

Онорато коснулся рукой локтя капитана. Тот как-то странно смотрел вслед галерам Улуч Али, до ближайшей из которых уже было не меньше двухсот саженей.

— Что с вами?

Де Коронадо вздрогнул, будто очнулся.

— Ваша светлость… Вы не находите странным, что гроза как-то очень быстро прекратилась?

"Прекратилась? А ведь и правда".

Юго-западный ветер, который совсем недавно свирепо трепал знамёна и забирал последние силы гребцов, сменился лёгким северным бризом. Горизонт, только что затянутый свинцовыми тучами, иссечённый нитями бело-голубого огня, теперь был чист. Только на западе виднелась бледная полоска облаков, пуховая перина в которую собиралось улечься солнце. По небосводу разливался багрянец.

"Да тут даже не с грозой странности…"

— Дьявольщина… — пробормотал де Чир.

— Солнце сядет через час, — растерянно сказал Каэтани, — сколько мы гонялись за Луччиали? Неужели так долго?

— Мы начали преследование в два часа пополудни, — сказал де Коронадо, — я записал в журнал. Время прикинул Мартин на глаз, но он не ошибается, точен, как миланские дворцовые часы. Готов поклясться, когда галеры ренегата сцепились с беднягой Джустиниани, они были на расстоянии не более двух миль…

Хуан Васкес оглянулся на северо-восток, дабы прикинуть расстояние до затянутого дымом места основного сражения и осёкся.

— Как это… возможно?

Никакого дыма, догорающих галер, вообще никаких следов недавней бойни там не было. Только далёкий берег просвечивал в синей дымке. Более того, бесследно исчезли и десятки галер Дориа.

— Дьявольщина, — повторил де Чир с какой-то обречённой убеждённостью.

— Спаси, Господи… — прошептал один из стоявших рядом солдат и перекрестился.

— Этого не может быть, — пробормотал де Коронадо.

Он потёр глаза, поморгал, будто отгонял наваждение.

— Что с вами? — спросил Каэтани.

— Не понимаю… — буркнул Хуан Васкес, — какая-то резь в глазах, головокружение. Мерещится всякое…

— И у вас тоже? — удивился Каэтани.

— В каком смысле "тоже"? — удивлённо переспросил де Коронадо, — вы что, испытываете нечто подобное?

— Лёгкое головокружение, да. А перед самым абордажем… Как бы ж это описать… Словом, у вас не темнело в глазах?

— Да, такое было, — кивнул де Коронадо.

— Вам не мерещится, дон Хуан, — сказал Каэтани, — мы все видим одно и то же. До заката остался час. Менее часа. Нет следов сражения, будто весь наш флот уже ушёл в Порто-Петала. Мы все словно проспали несколько часов, и даже не заметили этого.