Петр Иванов - Мы ничего им не должны!

– На рассвете свезу эту падаль в лес и сброшу в овраг, хрен кто дознается! – клятвенно пообещал Фушон, прикинув, что так поступить безусловно выгоднее. Ведь жандармы все отберут, вплоть до последнего паршивого пистолета за десять франков.

Остался только еще один спорный момент, как бы мужик, или кто-нибудь из его семейства не сболтнули, что видели многозарядные пистолеты у двух прохожих, заночевавших у него в доме. Но с другой стороны "многозарядный" в местном понимании однозначно означает "многоствольных", до других вариантов техника еще не дошла. Подобное оружие не такая уж редкость, у перебитой ими шайки в арсенале среди прочих был и один небольшой двуствольный пистолет английской работы – известная фирма, если судить по клейму, то так называемая "малая дорожная модель". Такие игрушки, обычно избегаемые военными из-за высокой стоимости и ненадежности, весьма ценятся, как у путешественников, так и у "романтиков большой дороги". Добавим еще, что он выстрелил из ТТ дважды, а его напарник выпустил из револьвера только три заряда – по современным для 1800-х годов меркам не бог весть какая запредельная скорострельность, да и селяне в оружии разбираются слабо. Прикинув и просчитав в уме все возможные варианты и придя к следующему умозаключению, Сашка окончательно успокоился, скорое разоблачение им по этой части определенно не грозило. Спрятав гильзы в карман и убрав туда же фонарик с ручным генератором, он не спеша спустился в дом и занял место за столом.

Детей к тому времени уже уложили на единственной кровати в доме, где обычно помещался хозяин с супругой. Спящая Анна-Мария трогательно обняла младшую сестренку, а на лице у девочки застыло выражение счастья, как все же мало бывает нужно иногда людям от жизни. Взрослые в ту ночь уже не легли, бодрствовали до рассвета, как бы еще кто-нибудь нехороший в гости не наведался. Маленькая группа, напавшая на одинокий хутор, вполне могла оказаться небольшим разведывательным отрядом или частью большой банды, вроде той у Романа и теперь следовало опасаться акции возмездия со стороны соратников уничтоженных разбойников. Пока сидели, то от нечего делать разговаривали, точнее говорил в основном хозяин, Фигнер лишь слушал и иногда вставлял слово-другое. Александру же с его прикрытием "под дурака" и вовсе встревать в беседу не полагалось.

Оказалось, что Фушон в прошлом городской житель, но в годы революции перебрался в деревню, в то время в сельской местности было спокойнее. Сперва он попробовал свои силы на госслужбе, так проработал некоторое время школьным учителем в Бланжи, но потерял это место вследствие дурного поведения и своеобразных взглядов на народное образование. Он больше помогал ребятишкам делать из страниц букварей кораблики и петушков, нежели обучал их чтению. А когда ученики воровали фрукты, бранил их так оригинально, что его наставления могли сойти за уроки, как перелезать через заборы. В Суланже до сих пор пересказывают его ответ опоздавшему в школу мальчугану, который пробормотал в свое оправдание:

– Да я, господин учитель, гонял по воду теленков.

– Надо говорить: "телят", животная! Не преуспев нисколько в учителях он пошел в почтальоны. На этом посту он ежедневно подвергался выговорам. То забывал письма где-нибудь в кабаке, то подолгу таскал их в своей сумке. Подвыпив, бравый почтальон относил письма, предназначавшиеся одному селению, в другое, а в трезвом виде читал их. Поэтому его скоро уволили. Не преуспев на государственном поприще, Фуршон в конце концов обратился к производственной деятельности. В деревнях предприимчивые крестьяне вдобавок к сельскому хозяйству всегда занимаются каким-нибудь ремеслом, и таким образом все они как будто находят дополнительный источник честного существования. Он принялся за кустарную выделку веревок, ибо этот промысел требует самых ничтожных предварительных затрат. Алчность казны, установившей налог на окна и двери, теряет всякую силу для производства, действующего под открытым небом. Сырье берется взаймы и возвращается в виде готового изделия. Откуда у него хутор? Известная история, здешний монастырь в годы Конвента полностью "раскулачили", а у Фушона как раз дядя-лавочник помер и оставил ему небольшое наследство. Хватило на несколько арпанов бывшей церковной земли, еще немного угодий дали за женой в приданное. Он в течении трех лет собственноручно выстроил дом, беря материалы то там, то здесь, получая подмогу то от того, то от другого, потаскивая из разрушенного монастыря камень, кирпич и всякий ненужный хлам или выклянчивая его. Старую дверь садовой беседки, разобранной для переноски на другое место, он приспособил к своему коровнику. Окно взял из прежней уничтоженной теплицы. Спасенный от солдатчины, старым приятелем сыном общественного обвинителя в местном департаменте Фуршон, покончив с постройкой дома и устройством виноградника, тут же и женился. Двадцатипятилетний парень в ту пору, свой человек в деревне, в меру плут, только что сумевший добыть изрядный кусок земли и слывший хорошим работником, сумел выставить в благоприятном свете свои отрицательные достоинства и заполучил в жены дочь фермера из баронских владений, расположенных по ту сторону бывшего монастырского леса.

Крестьянин пожаловался, что негде пасти коров и прочий скот, приходится постоянно совершать потравы на господских и казенных лугах. Выручают только дружеские связи с достойными людьми из числа сельских стражников или помещичьи сторожей, последним даровая выпивка в нужный момент затуманивает зрение и умеряет служебное рвение. Коровы, привязанные на длинных веревках, при первом же окрике послушно возвращаются на вытоптанное общественное пастбище, нисколько не сомневаясь, что по миновании опасности смогут продолжать даровую трапезу на соседском "господском" лугу. Рожь и пшеницу в этой местности пейзане сроду не сеют, выручает виноградник, истинный кормилец и источник крестьянского благосостояния, вино всегда в цене. Если год неудачный, то приходится подбирать колосья после жнивья на чужих полях и остатки неснятого винограда на кустах, но во Франции этим даже зажиточные крестьяне постоянно занимаются, а к последним Фушон себя не причислял. Все верно, глухая провинция, края бедные и скудные, совсем так та тмутаракань где несколько лет тянул солдатскую лямку Сашка. Здесь уже нельзя использовать землю так же, как в близких к столице поместьях, сельскохозяйственной продукции которых обеспечен верный сбыт в Париже. Здесь нельзя рассчитывать на твердый доход от долгосрочной аренды, от сбыта продукции, чего обычно не без труда но добиваются разбогатевшие арендаторы других департаментов. Такие фермеры приезжают в собственных кабриолетах и сами привозят очередные взносы кредитными билетами или же поручают уплату своим комиссионерам на Центральном рынке Парижа.