Кевин Райан - Ван Хелсинг

Он еще поплакал, за отца и за себя, потому что остался совершенно один на всем свете. И у него было много вопросов, ответы на которые знал только отец. Почему он его создал? Какую цель преследовал? Был ли он чудовищем или все же... человеком?

Как получилось, что он, не существовавший вовсе до тех пор, пока отец не призвал его к жизни, вдруг стал обладать столь обширными знаниями? Он умел говорить, он знал, например, что скоро настанет день, хотя ни разу в жизни его не видел.

Вопросов оставалось много, и ни одного ответа...

Он взглянул вверх, словно пытался найти ответы на небесах. Но вместо этого увидел лишь мрачный замок, когда-то считавшийся отцовским. И тогда он понял, что многие ответы наверняка хранятся там, внутри этого замка. И отец, если бы был жив, передал бы ему кое-что из своих знаний...

– Почему ты не убил меня? – донесся до слуха Ван Хелсинга сквозь окутавший его сон голос великана, и он тут же открыл глаза. Об отдыхе не могло быть и речи.

– Я не убийца, – коротко пояснил он.

– Тогда почему вы не оставите меня в покое?

– Оборотень, который служит Дракуле, видел тебя в пещере. Теперь оставаться там небезопасно. Я заберу тебя в Рим, и там мы сможем защитить тебя.

– Эта мысль мне не очень нравится.

– Это самое лучшее, что я могу предпринять, учитывая сложившиеся обстоятельства. Между прочим, меня зовут Авраам Ван Хелсинг.

Великан понимающе кивнул и, в свою очередь, предложил:

– А меня вы можете называть по фамилии моего отца – Франкенштейном.

– Анна Валериус – мой товарищ и помощник. – С этими словами Ван Хелсинг указал рукой в ту сторону, где сейчас находилась принцесса.

– Мне совсем не нравится твоя затея. И ты очень опасный человек, Авраам Ван Хелсинг. Очень опасный человек, – повторил Франкенштейн.

– Я привык к такому отношению, – устало кивнул Ван Хелсинг.

Франкенштейн зазвенел цепями, сковывающими его руки:

– Но вы не доверяете мне.

– Тут нет никакой личной неприязни, я вообще никому не доверяю, – пояснил свою позицию Ван Хелсинг.

Несколько секунд они молчали, однако у Ван Хелсинга возникли такие вопросы, ответы на которые он должен был получить немедленно. Поэтому он продолжал:

– Ты говорил о своем отце, но ведь... тебя создали искусственно.

– Меня создал и оживил доктор Виктор Франкенштейн. Он собрал меня из частей семи различных умерших людей. Мой отец раскрыл тайну жизни, и, после того, как он придал мне форму, он даровал мне и жизнь, – объяснил Франкенштейн. – Но все это было сделано под влиянием Дракулы. В ту ночь, когда я пробудился ото сна, мой отец наконец понял, чего добивался Дракула. Отец отказался в дальнейшем служить ему, и тогда Дракула убил его. В ту же самую ночь взбунтовавшиеся крестьяне напали на замок. Они тоже посчитали меня чудовищем и решили уничтожить. Они до сих пор уверены в том, что я погиб, вот почему уже целый год я живу спокойно.

– Но если все это произошло в течение одной ночи, когда тебя создали, откуда тебе известно что-то о графе Дракуле и тем более о том, кто и как тебя создавал? Кроме того, ты умеешь разговаривать. Как же так? – не переставал задавать вопросы Ван Хелсинг.

– Части тел, из которых отец составлял меня, жили и раньше. Я ничего не помню из их предыдущих жизней, но я умею говорить и читать. А пока мой отец создавал меня, мы... были связаны друге другом. Каким- то образом получилось так, что я все время слышал его. После его смерти я вернулся в замок, пробрался в его лабораторию, прочитал его записи и дневники, часть из которых мне пришлось уничтожить для того, чтобы Дракула не смог использовать знания моего отца в своих коварных целях. Отец очень долго находился под влиянием графа, но я верю в то, что он был очень умным человеком, и притом добрым. Правда, в конце своей жизни он чуть было не помешался, но до последнего дыхания оставался добрым и справедливым. А когда он освободился от влияния Дракулы, он ощутил себя и достаточно сильным, – заключил Франкенштейн, и в голосе его прозвучала гордость.

Ван Хелсинг был тронут таким почтительным отношением Франкенштейна к своему создателю. Несмотря на уродливую форму, в этом существе ощущалось и несомненное чувство собственного достоинства. Однако Ван Хелсинг продолжал удивляться гениальным способностям доктора Франкенштейна. Как это замечательно и непостижимо: хотя ученый использовал части тел других людей, у его творения ничего не сохранилось в памяти об их прошлых жизнях. И все же люди хотели, чтобы он погиб. А Дракуле он был нужен для его чудовищных экспериментов... А он сам хотел не так уж много: просто существовать на этой земле.

Через несколько минут они подъехали к замку в поместье Валериусов, и Ван Хелсинг увидел, что их встречает возбужденный чем-то Карл. Ван Хелсинг сразу же вышел из экипажа и тут же набросился на монаха:

– Что случилось?

Карл стоял, не шевелясь, и смотрел мимо Ван Хелсинга. Он увидел в открытую дверь экипажа Франкенштейна и остолбенел.

Ван Хелсинг благоразумно закрыл дверцу, быстро рассказал Карлу краткую историю доктора Виктора Франкенштейна и его творения, а также о роли Дракулы в его судьбе.

Удовлетворенный рассказом, Карл, в свою очередь, поведал о своем открытии: об ожившей картине. Ван Хелсинг сразу же поверил ему, поскольку уже наблюдал более странные вещи в данной местности. Более того, всего час назад ему пришлось пережить куда более неправдоподобные события.

– Что все это означает? – спросил он у монаха.

– Не знаю.

В этот момент к ним подошла Анна и, открыв дверцу экипажа, еще раз показала Франкенштейна монаху. Карл снова, раскрыв рот, уставился на него, и Ван Хелсинг нетерпеливо подтолкнул товарища:

– Не надо так на него пялиться, каким бы необыкновенным он тебе ни казался.

– А я не могу отвести от него взгляда, – словно находясь в трансе, произнес Карл, силой заставляя себя отвернуться. – Он – человек?

Ван Хелсинг грубо втолкнул Карла в экипаж, велев ему сесть напротив Франкенштейна:

– Если быть откровенным до конца, то он создан из семи разных людей, вернее, из частей их тел.

Это вызвало у Франкенштейна приступ гнева, и он сердито зазвенел цепями, пытаясь избавиться от них:

– Ты раскрываешь мои секреты, значит, осуждаешь меня и выносишь мне несправедливый приговор! И не только мне, но и всему человечеству!

Анна захлопнула дверцу экипажа и указала на лошадей:

– Нет никого на свете быстрей трансильванских коней. Даже оборотень не в состоянии догнать их. А теперь ты вправе действовать так, как считаешь нужным. – И она повернулась, собираясь уйти в дом.

В планы Ван Хелсинга не входило оставлять ее одну, без присмотра, но в данный момент он решил не мешать ей. В конце концов, сейчас она послушно следовала его инструкциям...