Сергей Синякин - Der Halpbblutling

Гансу исполнилось восемь лет, и он уже легко читал рисованные истории, посвященные рыцарям черного ордена ун-Форстера, ун-Блицмана и ун-Риттера. Особенно ему нравилась история об ун-Риттере, рыцаре египетских пирамид. Ему было поручено уничтожить отряд американских шпионов, которые устроили свое логово в пирамиде Хеопса. Ун-Риттер проявил чудеса ловкости и сообразительности, чтобы преодолеть старые ловушки, установленные строителями пирамид, и новые — устроенные хитроумными диверсантами. Не менее впечатляли истории об ун-Форстере. Этот рыцарь СС блистательно дрался с полчищами африканских чернокожих каннибалов, то и дело попадал в устроенные ему засады, но благополучно вырывался из них, круша врагов. Но особое место в сердце юного Ганса занимала история об ун-Лерере, который исполнил мечту детства. Он стал военным летчиком, дрался с армадами русских истребителей, которые, хотя и сделаны были из фанеры, представляли опасность своим количеством. Ун-Лерер избавился от приставки к своей фамилии и стал полно ценным немцем. Ганс даже заплакал, когда в очередной истории Герхард Лерер геройски погиб, сбив американский бомбардировщик, пытающийся взлететь с ядерной бомбой на борту. Коварные американцы пытались сбросить бомбу на мирную немецкую колонию, расположенную на Кубе, но Герхард Лерер пресек планы американских плутократов, а потом таранным ударом врезался и небоскреб «Эмпайр Билдинг», где находились системы управления противоракетной обороны американцев. Небоскреб рухнул, а немецкие асы смели с лица земли город Нью-Йорк, в котором, как известно каждому из речей фюрера и доктора Геббельса, были расположены еврейские конторы и склады. В финале этой истории освобожденные американцы оплакивали своего спасителя. Не удержался от слез и Ганс, представив, что это он, а не Герхард Лерер спас мир от еврейской чумы. Только он остался живым, и фюрер лично наградил его Железным крестом за храбрость.

Бюргер оказался маленьким уютным поселком, в центре которого был плац для построений и занятий по строевой подготовке. Чуть в стороне голубел огромный бассейн с десятиметровой вышкой, левее высилось длинное здание столовой. С правой стороны к бюргеру примыкал небольшой лесок, а за ним располагалось стрельбище.

— Пацаны! — восторженно сказал Аксель. — Стрелять будем!

— Ага, — хмыкнул длинный и худой парень, которого звали Густавом. — Из «воздушек».

— Да ты посмотри, какие окопы, — загорячился Аксель. — И мишени, видишь, как далеко поставлены. И насыпь за мишенями. Она что, от пулек?

Именно в бюргере Ганс получил фамилию.

В канцелярии унылый меланхоличный немец в солдатской форме спросил у Ганса имя, пододвинул к себе чистый бланк свидетельства и попробовал ручку на маленьком чистом листе.

— Какая буква у нас там по порядку? — спросил он в пустоту.

— «L», — отозвались из-за шкафов.

— Так-так, — задумчиво сказал немец. — Либих, я запишу на тебя этого пацана?

Из-за шкафов послышался чмокающий звук.

— Так, — немец снова задумчиво почеркал на чистом листочке. — Либих… Либих… Зря ты не хочешь, Эрих, крепкий мальчишка, белокурый, голубоглазый — настоящая бестия. — Он подумал еще немного. — Либих… Ну что же, быть тебе парень Леббелем. А что? Ун-Леббель — прекрасная фамилия, — с этими словами он принялся неторопливо заполнять бланк. — Иди в соседнюю комнату, там тебя сфотографируют на аусвайс!

Жизнь в бюргере оказалась интересной, хотя и напряженной.

Их учили всему — преподаватели вбивали в мальчишеские головы математику и языки. Ганс был в восточной группе, а потому учил русский наряду с немецким. Русский язык давался ему без труда, слова казались странно знакомыми, они легко складывались во фразы.

— Неплохо, неплохо, — сказал наставник, которого звали Иваном Андреевичем Чирским. — И все-таки меня кое-что тревожит. Гансик, человеческая память коварна. Как мне хотелось бы знать, что ты помнишь о своем прошлом.

Чирский происходил из старых русских, которые покинули Россию еще до Великой войны, когда она еще не была восточным протекторатом, а представляла собой самостоятельное государство. К власти в государстве пришли злобные человекоподобные твари, которые называли себя большевиками и в большинстве своем являлись евреями — самыми злыми и беспощадными врагами арийских народов. Надо было благодарить великого Гитлера, который разгромил этих злобных бестий и загнал их за Урал в холодные сибирские леса. Чирский фюрера боготворил, он даже не расставался с фотографией вождя, которую ему подарил еще в тридцать восьмом году старый знакомый Вальтер Шелленберг, ранее возглавлявший имперскую внешнюю разведку, а после смерти министра иностранных дел Йоахима Риббентропа ответственный за внешнюю политику рейха. Иногда, впрочем, в славословиях рейху проскальзывали нотки разочарования. Немцам, как считал Чирский, следовало предоставить большую самостоятельность славянским народам, которые могли бы стать самыми надежными союзниками рейха в Азии. Именно поэтому Чирский не хотел возвращаться на территорию бывшей России. Одно дело, усмехался он, вернуться домой верхом на белом коне, и совсем другое — оказаться впряженным в немецкую повозку вместо лошади. И еще Чирского немного обижало, что немцы так и не вернули ему поместий на Дону. Они сохранили коллективные хозяйства, полагая, что артельно русские работают более эффективно, а раз остались колхозы, значит, и земли по-прежнему сохранялись за ними.

— Так что ты помнишь о своем прошлом, Ганс? — спросил Чирский.

— У нас нет прошлого, — сказал Ганс. — У нас есть только будущее, учитель, и это будущее принадлежит фюреру и Германии.

— Отличный ответ, Гансик, — с усмешкой сказал Чирский. — Отличный ответ!

Инструктор рукопашного боя был ветераном из отряда легендарного Отто Скорцени. Диверсанты, похитившие премьер-министра Англии, за тридцать минут захватившие без единой потери резиденцию итальянского короля, первыми высадившиеся на берег Кубы и удерживающие захваченный плацдарм до подхода военно-морского десанта, потрясали воображение мальчишек. К их удивлению, Карл Рутбер оказался невысоким, хотя и широкоплечим крепышом. У него был внимательный и жесткий взгляд, в его присутствии не следовало симулировать выполнение упражнений — наказание следовало немедленно.

— Сила еще не все, — объяснял Рутбер на тренировках. — Чаще всего в поединке сильный соперник уступает более искусному. Ваша задача — заставить тело противника действовать в соответствии с вашими интересами.

Он показывал воспитанникам, как убить человека голыми руками. Способов было великое множество. Ганс всегда удивлялся, что убийство можно совершить, казалось бы, совсем неподходящим для этого предметом — плотным листом бумаги при известной сноровке можно было легко перерезать врагу горло, намазанный на стул безобидный внешне иприт превращал задницу врага в сплошную кровоточащую и смертельную рану, простой серебряной цепочкой или шнурком от крестика можно было задушить противника, ловко пущенная самописка легко лишала противника глаза, карандаш отлично использовался в качестве стилета, даже обычный носок в руках специалиста мог стать смертельным оружием, если хорошо знать, как его использовать.