Сергей Синякин - Игры арийцев, или Группенфюрер Луи XVI

Вокзал в Сальте был вычурным сооружением, более приличествующей Мадриду или Севилье, где оно выглядело куда более естественным. Метисов и мулатов здесь было даже больше, чем в Буэнос-Айресе, поэтому, выходя из вагона, Бертран Гюльзенхирн уделил больше внимания единственному чемодану с пожитками, еще оставшемуся у него. Впрочем, большой пользы бдительность Бертрана не принесла — чемодан украли на входе в вокзал, когда от вагона, который они только что покинули, послышался душераздирающий вопль, и по перрону заметались взбудораженные карабинеры во главе с черноусым и властным коменданте. Бертран не стал останавливаться и смотреть назад, он уже точно мог сказать, что произошло в поезде. Зря, что ли его спутник любезничал с молодой блондинкой, единственной обитательницы шестого купе, которая ехала в Сальту после окончания учебного семестра в столичном университете. Ранним утром, погруженный в угрюмые размышления Бертран видел, как в их купе скользнул отсутствовавший Ганс Мюллер. Был он озабочен и одет был в странный передник из черной резины, а руки держал выставленными перед собой, как хирург во время операции. Господин Мюллер скрылся в туалетной комнате, где сразу же зажурчала вода, и не было никаких сомнений, после чего моет руки его жутковатый попутчик. Через некоторое время господин Мюллер появился из комнаты уже без передника и, мурлыкая «Лили Марлен», принялся протирать ручки двери и саму дверь куском полотна. Был он совершенно спокоен, а Бертрана долго трясло при одной только мысли, что происходило в соседнем купе. Больше всего его поражало, что женщина не кричала, наверное, предусмотрительный господин Мюллер надежно заткнул ей рот.

— Зачем? — пробормотал Бертран, не глядя на спутника.

— Трудно бороться с искушениями, — так же тихо сказал господин Мюллер и просительно обратился к Бертрану. — Только не говорите дяде, мой дорогой Бертран. Не выдавайте меня. Ваш дядя наказывал мне, чтобы в дороге я не увлекался женщинами. Как видите, я его ослушался. Искус оказался сильнее.

Он беспомощно улыбнулся, горбя худые плечи.

— Вы называете это увлечением? — Бертран был поражен.

Господин Мюллер качнул головой.

— А разве это можно назвать иначе? Вы осуждаете меня. Имеете право, милейший Бертран. Но имейте в виду, в последнем случае вы тоже были повинны.

— Я? — потрясенно воскликнул Гюльзенхирн, останавливаясь.

— Ради Бога, — Мюллер потянул его за руку. — Не привлекайте внимания, до Паризии еще далеко. Конечно же, вы тоже виноваты, Бертран. Не упомяните вы о Марике Рёкк, бес искушения, быть может, оказался бы не столь настойчивым и я смог бы преодолеть его зов. Сюда, Бертран! — спутник ловко подтолкнул его к стоящему на привокзальной площади автомобилю. Собственно, их стояло несколько, но только салон этой машины был пуст. — На остальные авто не обращайте внимания, это всего-навсего ваша охрана.

— Я хотел бы заехать в магазин, — сказал Бертран. — У меня похитили все вещи. Я остался голым, господин Мюллер.

— Вещи вам приготовлены, — сказал спутник. — А что касается Ганса Карла Мюллера, мой дорогой Бертран, то сегодня он умер. Я герцог де Роган. И не смотрите на меня так, Бертран. Я ваш настоящий друг. Просто я не хотел бы, чтобы вы удивлялись, когда водитель и охрана в дороге станут называть меня моей светлостью.

Захлопнув за ошеломленным Бертраном дверцу, Ганс Мюллер, неожиданно превратившийся в герцога де Рогана, сел рядом с водителем. Метаморфоза, похоже, коснулась не только его имени, новоявленный герцог, казалось, стал шире в плечах, обрел еще большую властность и даже взгляд его обрел холодное высокомерие аристократа, которому волею судьбы приходится общаться с быдлом.

— Можете ехать, — резко приказал он.

Водитель в кожаном шлеме, в занимающих пол-лица очках взялся за руль руками в больших коричневых крагах, и отчеканил:

— Слушаюсь, ваша светлость!

Господин Мюллер (у Бертрана не поворачивался язык, чтобы назвать герцогом этого патентованного убийцу, называющего свое жуткое ремесло увлечением) повернулся к Бертрану:

— Скоро, — пообещал он, — очень скоро, мой милый принц Бертран, вы сможете узрить наше королевство. Можете не сомневаться, королевство потрясет вас. Ваш дядя ждет вас с великим нетерпением, он уже выслал вам навстречу почетный кортеж, он встретит нас в Лимо.

Больше всего Бертрану хотелось прекратить это безумие. Рассудок его сопротивлялся происходящему, но кортеж следующих за ними машин не давал окончательно отринуть все, что говорил новоявленный герцог. Как его? Де Роган? Бертран посмотрел на своего спутника и вновь поразился произошедшей с ним метаморфозе. Хищный и боязливый паучок, опасающийся света, исчез. На переднем сиденье сидел хозяин жизни, ощущающий свое полное превосходство над окружающими.

Оставалось только надеяться на встречу с дядей. Бертран очень надеялся, что Зигфрид Таудлиц сумеет рассеять все наваждения и представить жизнь такой, как она есть. В конце концов, представления о жизни господина Мюллера вполне могли не совпадать с реальным положением дел в силу его, мягко говоря, психической неадекватности.

Машины мчались вперед, разгоняя встречных хриплыми звуками клаксонов. Дорога была плохой, их сильно трясло, но новоявленный герцог, казалось, совершенно не замечал этого. Вид у него был такой, словно он и в самом деле был властелином этого мира, наделенным правом казнить и миловать, а следовательно, убийства женщин, совершенные им на долгом пути из Европы в неведомую Паризию, были не преступлением, а всего лишь невинными шалостями, призванными скрасить дорогу и немного развеять скуку господина, оказавшегося вдали от своего дома. Бертран посмотрел на шофера. Очки скрывали большую часть вытянутого лица водителя, видны были лишь его упрямо сжатые губы.

Городские строения закончились, и потянулась степь, в которой возвышались колючие кактусы сине-зеленого цвета, среди песка и ржавой жесткой травы. Бертран понял, что это и есть те самые пампасы, о которых упоминалось в книгах.

Впереди неровной полоской темнела горная гряда, выше ее, сливаясь с небесной синевой и облаками, белели снежные пики.

Спустя некоторое время однообразной гонки по дороге машины остановились.

Пейзаж снова изменился — пампасы сменили густые заросли, которые делали дорогу почти невидимой. Лес окружал машины со всех сторон, он жил непостижимой жизнью, загадочные крики, доносящиеся из его глубины, только еще больше укрепляли сознание, что в сердце этого мира живет тайна.

Селение, около которого они остановились, выглядело россыпью травяных хижин, около которых толпились угрюмые индейцы в пестрых и ветхих одеяниях. Единственный деревянный домик в глубине селения выделялся своей добротностью. Около домика стояло несколько вооруженных двуручными мечами людей, одетых в старинные камзолы, которым полностью соответствовали и иные одеяния, включая шляпы с пышными перьями. Люди эти были европейцами, более всего они походили на древних рыцарей, какими их изображали иллюстраторы старинных книг и художники на картинах. Рядом с полуголыми индейцами эти рыцари выглядели неуместно, как выглядел бы украшенный татуировками туземец с Соломоновых островов в кабине мессершмитта.