Сергей Синякин - Мрак тени смертной [сборник повестей]

«Вас обрекаю Я мечу, и все вы преклонитесь на заклание, — бормотал рядом некто, который, возможно, в недавней жизни был священником и выходил от чужого имени благословлять или прощать, а теперь сам жил в ожидании, — потому, что Я звал — и вы не отвечали, говорил — и вы не слушали, но делали злое в очах Моих и избирали то, что было неугодно Мне».

— Господи, — сказала сидящая рядом с Азефом простоволосая женщина с измученным серым лицом. — За что? Мы просто жили, ничего злого или плохого не делали… За что?

«Наверное, именно за это, — отрешенно подумал Азеф. — Надо было выбирать ту или иную сторону. Не бывает тех, кто живет по ту сторону от Добра и Зла, их просто уничтожают, потому что в них нет нужды ни Добру, ни Злу».

«А ты?» — насмешливо возразил кто-то внутри.

«И я, — подумал Азеф. — Мне будет еще хуже, потому что я попытался встать одновременно на сторону добра и месте с тем продолжал защищать зло. То что нас ждет — гезера, роковое предопределение, никто из смертных не может устранить ее».

Ему было за пятьдесят, когда Азеф понял, что у любой стратегии любой революции обязательно есть острие и всякое насильственное изменение есть, прежде всего, разрушение сложившегося порядка вещей. Сделанная бомба должна была обязательно взорваться, заряженный револьвер — выстрелить и кого-то убить. Гезера! До того Азеф не особенно задумывался над происходящим. Уж больно увлекательна была игра — быть тайным руководителем боевой революционной организации, поставившей на террор, и вместе с его участниками продумывать изощреннейшие планы покушений на царей, великих князей, министров и губернаторов, а с другой стороны предавать своих соучастников, докладывая охранке о разработанных планах и участвующих в покушениях товарищах. Но теперь было совсем иначе, безжалостную игру начали с ним и начали в том возрасте, когда исчезает азарт.

«Кто наблюдает ветер, тому не сеять, и кто смотрит на облака, тому не жить».

В маленькое зарешеченное окошко скотного вагона Евно Азеф смотрел на свободные и далекие облака.

АЗЕФ ЕВНО ФИЛИППОВИЧ, 1870, еврей, сын портного, окончил Высшие технические курсы в Карлсруэ, инженер-электрик. Там же в 1893 году связался с департаментом российской полиции. В 1899 году по заданию охранки вступил в заграничный Союз социал-революционеров, в 1991 году вместе с Гершуни объединил партию и занял в ней руководящий пост, руководил Боевой организацией эсеров. Гениальный провокатор. Рабочие псевдонимы в охранке — «Раскин», «Виноградов». Участвовал в организации покушения уфимского губернатора Богдановича, убийства министра внутренних дел Плеве, великого князя Сергея Александровича, в покушениях на петербургского генерал-губернатора Трепова, на киевского генерал-губернатора Клейгельса, на нижегородского губернатора Унтерберга, на московского генерал-губернатора адмирала Дубасова, на министра внутренних дел Дурново, на заведующего политическим розыском Рачковского, в убийстве Гапона, в покушении на адмирала Чухнина, на премьер-министра Столыпина, в трех покушениях на русского царя и в ряде иных менее значительных. Одновременно с этим выдал охранке Харьковский съезд представителей союза эсеров в 1901 году, типографию Северного Союза в Томске, Северный Летучий Боевой отряд, в 1905 году — боевой комитет по подготовке восстания в Петербурге, в 1907 году предотвратил убийство министра внутренних дел Дурново, убийство царя в том же году, а в 1908 году выдает всю боевую организацию, казнено 7 человек. Разоблачен в 1908 году и скрылся. Путешествовал по Германии, Испании, Италии, Греции и Египту. С 1910 года жил в Германии под фамилией Нимайера, по паспорту выданному русской полицией. В 1915 году арестован германской полицией и пробыл в тюрьме до конца 1917 года. В 1918 году после заключения Брест-Литовского мира освобожден под своей настоящей фамилией. Боясь возмездия, Азеф симулировал собственную смерть от болезни почек и скрылся. Арестован гестапо в 1939 году в Берлине, где проживал по паспорту гражданина Германии Й. Рюгге. Активно сотрудничал с гестапо в выявлении евреев, нелегально проживающих в Берлине и его окрестностях. Прирожденный актер. Склонен к философии. Несмотря на возраст активен. В январе 1940 года направлен в концлагерь Берген-Бельзен.

Азефа трясло.

Конвоиры некоторое время топтались у входа, закинув карабины за спину. Зигфриды, годные к нестроевой. В другое время Азеф не преминул бы это отметить, но сейчас ему было страшно. Эти самые годные к нестроевой Зигфриды взяли сторону дракона и принялись за людей. Сюда его привели со штрафного двора, где годные к нестроевой Зигфриды деловито расстреливали людей, прибывших на берлинском транспорте. Вначале расстреляли женщин, потому что от них было слишком много шума, потом расстреляли детей, ведь ложащиеся в могилы евреи должны были видеть, что корни подрублены и из могил не поднимется никто. Как говорится в Третьей книге Царств, отец ваш наказывал вас бичами, а мы вас накажем ядовитыми скорпионами. Сказано было! Если потусторонний мир все-таки существовал, то в нем сейчас торжествовал Ирод.

Азефа трясло. Сохранившая и в старости остатки цвета борода его стала окончательно седой. Он не знал, кого ему благодарить за то, что взрослые дети его уехали из Германии до этого страшного начала, в котором уже проглядывал всеобщий конец. Однако он точно знал, кого ему благодарить за то, что он покинул Россию до начала ее кровавой зари, и тем самым дал своим детям саму возможность вырасти. О себе Азеф не думал, как не думает ни о чем, кроме смерти, поднятый с плахи человек.

Гестаповец приветливо покивал ему, радушно усадил за стол.

— Успокоился? — он налил Азефу «сельтерской». — Выпей, выпей, а то тебя подводят нервы. Я понимаю, Азеф, возраст. Да и картина не слишком приятная. Не научились еще! В конце концов, еще ничего страшного не произошло. Ты жив, и это самое главное. Радуйся, что я успел, я ведь узнал о тебе в самый последний момент. Есть хочешь?

Боже мой! Азеф вспомнил штабеля трупов на штрафном дворе лагеря, запах пороха и вспотевшей от нетерпения смерти, крики, плач, тонкие юркие струйки жизни, бегущие по бетону, мертвых детей, и ему стало дурно. Его тошнило от одной мысли о пище. Азеф покачнулся. Лицо его потемнело.

Гестаповец наклонился к нему, жестко похлопал ладонью по щекам. Глаза гестаповца стали свинцовыми.

— Не думал, что ты так слаб. Может быть, я ошибся? Ты никуда не годишься. Но если так, то самое лучшее, что я могу для тебя сделать, — это вернуть туда, откуда тебя привели. Подумай, Азеф. Ты можешь все решить для себя. Ответить очень просто, достаточно будет кивнуть головой.