Сергей Синякин - Мрак тени смертной [сборник повестей]

— Напрасно ты так неосторожна в словах, — сказала ее близкая подружка Нана.

— Ты о том, что я помянула евреев? — удивилась герцогиня.

— Нет… немцев, — вздохнула Нана. — В Паризии не стоит их поминать. Впрочем, о русских и евреях тоже было бы лучше промолчать. Значит, ты говоришь, что парень не обделен любовными талантами?

— Думаю, тебе надо попробовать это самой, — засмеялась герцогиня. — В противном случае ты мне не поверишь.

— Молодец, — сказал Ришелье, выслушав донесения агентесс. — Угодить этой опытной стерве в постели трудно, легче выиграть войну против Испании, уж она-то знает толк в мужских достоинствах! Будем надеяться, что постоянные любовные упражнения отобьют у нашего наследника желания предаваться философствованиям и анализу реальности. А это она хорошо подметила — конечно же игра! По мне так лучше играть, чем стоять обвиняемым перед трибуналом!

— Не играйся словами, — предупредил его герцог де Роган. — У меня испарина выступает, когда я вспоминаю сообщения из Нюрнберга.

Да, в сорок шестом они следили за работой Международного трибунала, невзирая на запреты короля. В подвале одного из замков стоял мощный приемник, который ловил сообщения. Борман исчез, Геринг покончил с собой, Риббентропа, Кейтеля, Функа и некоторых других повесили, фон Шираха приговорили к двадцати годам, а Гесса — к пожизненному заключению. Но готовились новые процессы — над теми, кто стоял в иерархии ниже. Хорошего в этом было мало, каждый представлял себя на скамье подсудимых, и ночами им снилась веревка, жестко перехлестывающая горло. Уж лучше играть верного слугу короля в дикой сельве, да что говорить, лучше было жить среди голозадых обезьян, чем находиться в это время в Европе, чьи территории напоминали раскаленную сковородку. Оживились евреи. Какая-то группа недобитых иудеев развязала охоту на тех, кого по собственному разумению причислила к военным преступникам. Растерзанная, расчлененная на четыре части Германия агонизировала, надежды на то, что однажды она восстанет из пепла, становились призрачными, поэтому здесь, в сельве, многие все охотнее и охотнее вживались в шкуры псевдодворян, стараясь не вспоминать свое прошлое, и не желая, чтобы это прошлое им напоминали.

Надежду внушил лишь текущий год — в марте сообщили, что восточный деспот умер, смерть эта обещала изменения и, быть может, возможный возврат в Большой мир, оставленный ими сразу после войны.

Время рождало надежды.

Праздная жизнь довольно быстро надоела Бертрану.

— Послушайте, герцог, — обратился он к де Рогану. — Это ведь так тоскливо — ничего не делать неделями!

— Хотите, организуем охоту? — предложил герцог. — Есть, конечно, еще более веселые занятия, но боюсь, что король не одобрит вашего участия в них. Он не разрешит подвергать жизнь возможного наследника опасности.

— Что вы имеете в виду? — разглядывая разгуливающих по парку людей, поинтересовался Бертран.

— Время от времени молодежь отправляется в джунгли, чтобы присоединить к королевству вашего дяди парочку-другую деревень. К сожалению, это невозможно сделать без определенного риска, поэтому ваше участие в подобных мероприятиях исключено.

— И что, жители деревень добровольно подчиняются Паризии? — поинтересовался Бертран.

— Что вы, принц, — осклабился де Роган. — Чаще всего этого приходится добиваться огнем и мечом, причем в буквальном смысле этих слов. Но что поделать, Паризия нуждается в рабочей силе, а местные племена черномазых не отличаются особой жизнестойкостью. Так что мы выберем? Охоту?

— Не знаю, — с растерянной запинкой отозвался Бертран. — Честно говоря, охота не слишком привлекала меня.

— Тогда у вас остается еще одна забава, — с легкой усмешкой сказал герцог. — Кстати, это тоже своего рода охота, хотя и приятная во всех отношениях.

Бертран вопросительно посмотрел на него.

— Женщины, — сказал герцог. — Вы молоды, принц, а охота на девиц всегда привилегия молодости. Слышали о графе Д' Арманьяке? Однажды ему задали вопрос: какое вино он предпочитает — белое или красное. Знаете, что он ответил? Он сказал, что когда пьет белое вино, ему хочется красного, а когда он пьет красное, ему хочется белого. Тогда его спросили, каких женщин он предпочитает — блондинок или брюнеток….

— Думаю, ответ графа легко предугадать, — сказал Бертран. — Он сказал, что когда лежит с блондинкой, мечтает о брюнетке, а когда имеет дело с брюнеткой, хочет блондинку. Верно?

— Вы проницательны, принц, — с улыбкой сказал де Роган. — Возможно, когда-нибудь из вас получится великолепный король!

Бертран кивнул. Не то, чтобы он соглашался с герцогом, ему просто не хотелось спорить.

Нелепая средневековая одежда уже не стесняла его, он привык облачаться в нее и носить с достоинством подлинного дворянина. Да и шпага уже казалась естественным продолжением руки — ежедневные занятия с учителем фехтования принесли свои плоды. Но он никак не мог привыкнуть к происходящему, ему постоянно казалось, что он играет в скверной любительской пьесе, написанной дилетантом и графоманом. Даже реплики казались ему фальшивыми. Иногда ему казалось, что его окружает толпа буйнопомешанных, населяющих сумасшедшие дома, которые здесь почему-то называли замками. Более всего не давало Бертрану покоя то, что происходящее нельзя было ни обсудить с кем-либо, ни осудить. И то и другое было чревато наказанием, герцог де Роган предупредил Бертрана, что это правило действует на всех и даже для него, принца крови, исключения не будет сделано.

— Многие уже пострадали за свою несдержанность, — неторопливо объяснял герцог. — Лемонье скормили аллигаторам, которых здесь называют щуками, так как река, несомненно, является Сеной. Барону Дариньону повезло — на нем испробовали действие гильотины. Что же, она сработала вполне удовлетворительно, барон даже не успел особо испугаться. Слова опасны, принц, они имеет оборотную сторону, которая не всегда известна людям и истинность слов, а также последствия неосторожных высказываний они, к сожалению, узнают слишком поздно. Одно время было модно охотиться на ведьм среди черномазых, населяющих местные деревни. Церковники любили выносить им свои приговоры. Знаете, принц, к моему удивлению эти приговоры не отличались разнообразием — чаще всего уличенных в колдовстве приказывали сжигать на костре. Одно время мне казалось, что Монфокон пропахла горелым мясом. Скажу прямо — я этого не одобрял.

— Я знаю, — сказал Бертран. — У вас свой взгляд на женщин.

Герцог де Роган замахал руками, стеснительно улыбаясь и близоруко щурясь, отчего стал похож на безобидного старичка, признающегося в старческих грешках. Впечатление было обманчивым, Бертран помнил его другим — упругим, как пружина, и безжалостным, словно охотящаяся анаконда.