Сергей Синякин - Мрак тени смертной [сборник повестей]

— Нет, — сказал Бертран. — Это было бы слишком жутко.

— Но тогда вам следует привыкать к местным порядкам, — сказал герцог. — Перенимать обычаи, слушаться во всем короля, а главное — воспитывать в себе властность. Ваш дядя властный человек, он железной рукой сдерживает порывы окружающего его стада, которым порою хочется казаться куда более монархичными, чем он им позволяет. Ваш дядя постоянно балансирует на грани обожания и недовольства, и надо сказать, эта эквилибристика ему удается.

— Боюсь, граф, мне это будет не по силам, — вздохнул Бертран. — Верьте мне, я не могу без ужаса смотреть на вас, остальные внушают мне не страх, а отвращение.

— Ну-ну, милый Бертран, — с усмешкой прервал принца собеседник. — Что же ужасного вы видите во мне? Стареющий человек с небольшими странностями, которые он уже не может оставить. Забудьте об этой странности, и вы увидите обыкновенного человека. Есть люди, которые собирают марки, я знал одного чудака, который собирал использованные кондомы и хранил их в особых коробочках, снабжая этикетками, на которых обязательно указывал, кто именно и когда имел сношение в том или ином кондоме. У обычного человека это увлечение вызовет приступ брезгливости, но собиратель обязательно найдет понимание у человека увлеченного, переполненного страстями. Кардинал Ришелье постоянно поминает сакраментальную фразу: не согрешишь — не покаешься. Маленький человечек всегда кается в мелких грехах, от грехов великого человека захватывает дух и останавливается воображение. Хотите, я покажу вам свое собрание?

— В виде содранной с женщин кожи? — спросил Бертран. — Или вы коллекционируете что-то иное?

— Вам постоянно хочется обидеть меня, — смиренно сказал де Роган. — Поверьте, моя коллекция вызовет у вас противоречивые чувства.

— Не хочу, — сказал Бертран. — Вы опять потащите меня куда-то.

— Это недалеко, — признался собеседник. — Я крикну слуг, они доставят нас туда в паланкине.

Дорога и в самом деле оказалась не слишком длинной — до парка Тюильри, за которым открывалась поляна, на которой росли ухоженные деревца. Из зеленой травы торчали белые камни, напоминающие своей правильной постановкой человеческие зубы, усаженные в землю правильными рядами.

— Вот место, куда всегда стремится моя душа, — сказал герцог де Роган, покидая паланкин и протягивая руку Бертрану Гюзельхирну. — Прощу вас, принц!

— Что это? — с любопытством спросил Бертран.

— Это погост, мой друг, — сказал де Роган, ставший вдруг сентиментальным до слезливости.

Присмотревшись, Бертран понял, что и в самом деле стоит на кладбище. Белые камни оказались надгробиями, на которых были выбиты надписи. Опустив глаза, Бертран скользнул взглядом по надписям, и невольный холодок пробежал по спине. На каждом камне была почти одна и та же над пись. «Марика Рёкк» — гласила она. Разнились только даты.

— Сами понимаете, — объяснил герцог, поймав недоуменный взгляд Бертрана Гюзельхирна. — Я не знал дат их рождения, но прекрасно знал день, в который каждая из них умрет.

Бертран попытался мысленно посчитать камни, но вскоре сбился со счета.

— Двести десять, — подсказал герцог. — Разумеется, не все они лежат здесь, некоторые камни представляют собой кенотафы. Сами понимаете, иногда я был вынужден оставлять тела на чужбине. Но большая часть остается со мной, — он наклонился и любовно возложил цветы к одному из холмиков, который, судя по влажной земле, появился на этом жутком кладбище совсем недавно. — Это место, к которому вечно стремится моя душа, Бертран. Однажды настанет день, и я упокоюсь здесь. Прекрасное окружение, не так ли?

И это двуногое еще говорило о душе? Бертран вонзил ногти и ладони, чтобы прийти в себя. Волею случая у него в этом жутком мире был лишь один союзник, неглупо рассуждающее чудовище, чьими стараниями было устроено это странное и жуткое захоронение.

— Иногда они разговаривают со мной, — сказал герцог, — увы, чаще всего это женские стенания или угрозы мести. Но есть и разумные особы, с которыми хочется пообщаться.

— Но почему одно и то же имя? — недоуменно спросил Бертран.

— Я увековечиваю свою память о них, — объяснил сановный убийца. — Зачем же мне их имена? Для меня все они Марики, Марики Рёкк. Я прихожу сюда и молюсь о загубленных душах. Знаете, в этом есть какое-то болезненное наслаждение, недоступное другому смертному. Я сажусь здесь с бутылкой хорошего вина и вспоминаю, как они вели себя в последние минуты жизни. Поверьте, принц, люди по-разному ведут себя перед ликом безносой. Мне больше нравятся те, кто вел себя достойно. Увы! Такие женщины редкость в нашем мире.

— Давайте уйдем отсюда, — решительно сказал Бертран. — Мне кажется, я слышу голоса.

— Да, похоже, они просыпаются, — согласился герцог. — Но не бойтесь, они безобидны и безопасны.

— Хорошо, — сказал Бертран. — Пусть вы не боитесь их, но разве не страшит вас небесная кара?

Де Роган остановился и резко расхохотался.

— Небесная кара? — переспросил он. — Мой милый принц, поверьте, это самое невинное занятие, которым я занимался с тех пор, как пришел в «Анненэрбе» и получил чин гауптштурмфюрера СС. Разве может испугать небесная кара того, кто прошел по всем кругам ада? И это было не просто экскурсией, я получил урок.

Весь обратный путь они молчали.

— Я знаю, — сказал наконец герцог. — Вы не обманываете старика. Мне дано видеть будущее, Бертран, готовьтесь. Очень скоро вы взойдете на трон, станете помазанником, если вам это будет угодно. Готовьтесь быть решительным и жестоким. Впрочем, — он стариковски, лучась глазами, добро усмехнулся, — если у вас не хватит решимости или жестокости, я вам их займу.

И тут же он покачал головой.

— Только не вздумайте обмануть меня. От меня вам не отмахнуться. Обманов я не прощаю даже королям. Теперь вы понимаете, почему я показал вам свой любимый погост?

Бежать! Бежать!

Бертран не раздеваясь, прямо в сапогах рухнул на постель, охватил голову руками. Ужас и отчаяние охватывали его, он бы закричал, но крик ничем бы не помог делу. Монстры, жуткие монстры окружали его. Оказалось, что он ничего не знал о войне и о людях, совсем недавно олицетворявших Германию. Он не знал ничего, все, чем его пичкали, было беспардонным враньем, от которого теперь хотелось выть.

Бежать!

Но куда и как? Не к кому было обратиться за помощью, не с кем было посоветоваться. Его окружали волки, готовые порвать любого, кто покусится на их благополучие в темной и неприветливой чаще. Он был один. Против него было все и всё. Один единственный возможный союзник, да и тот со сдвигом, преследующий свои собственные цели. Бертрану было наплевать на эти цели, но все заключалось в том, что в сложившейся обстановке он не мог пренебрегать этим союзником.