Игорь Валериев - Ермак. Поход

ближайшим холмом, за которым была низина, а дальше небольшой высоты, вытянутый шагов

на сто, холм с крутыми склонами. На верхушке холма по нашей задумке с сотником

располагались два расчета ручных пулемётов.

«Чтобы ни одна пуля во врага мимо не пролетела, - мысленно пожелал удачи казакам. – А вас, станичники, они пусть минуют».

Всадники умчались, а на смену им выступила толпа восставших, с какими-то завываниями

бросившаяся бегом в атаку. Чтобы остановить их пыл, хватило двух залпов орудий, которые

успели развернуть и слаженной стрельбы ротных стрелков и морпехов. Ихэтуани, видя, как

много из них, залившись кровью, падают на землю, сначала остановились, а потом, развернувшись, побежали назад.

К этому моменту закончилась стрельба, доносившаяся оттуда, куда умчалась конница. Что там

случилось, было пока не ясно, но уже можно было с уверенностью сказать, что первый приступ

или штурм отбит с большими потерями для противника. Остается выяснить какие потери у нас, и что случилось у казаков. Капитан Гембицкий начал отдавать распоряжения о предоставлении

докладов по потерям и наличии боеприпасов, когда раздался звук гудка паровоза, а потом

грохнул выстрел. Продолжительный свист снаряда, и среди отступающих ихэтуаней расцвёл

султан разрыва фугасного заряда.

«Вот и главные силы прибыли, кажется, или подмога, - подумал я. – Недолго мы в одиночестве

пробыли. Это, конечно, хорошо, только как мне перед генералом Стеселем предстать.

Севастьяныч вместе с моим багажом убыл с подполковником Савицким, и форма моя выглядит

просто ужасно. Как мог почистил, заштопал разрез на левом рукаве. Ладно, у казаков фуражка

нашлась, а Смоленский поделился офицерской кокардой, а то бы в бандане пришлось идти. И

чего за мысли в голову лезут. Видимо, отходняк пошёл. Всё-таки соотношение сил было сильно

не в нашу пользу. А отделались легко. И дальше бы также!».

Как и ожидалось мною, на первом составе прибыл штабс-капитан Санников.

- Тимофей Васильевич, Вы живы?! Радость-то какая! – приветствовал меня военный инженер, когда я вместе с капитаном Гембицким прибыли на перрон. – А то мы сильно переживали, когда полковник Савицкий сообщил офицерскому собранию дивизии, что вы не вернулись из

разведки. Анатолий Михайлович сильно гневался на ваш безрассудный поступок. Так что

готовьтесь к неприятному разговору, но главное вы живы!

Неподдельная радость Санникова и других офицеров дивизии стала светлым бонусом перед

получением хорошего фитиля от генерала Стесселя по окончании краткого совещания на

вокзальной платформе. После много говорящей мне в отличие от других офицеров фразы:

«Господа, все свободны, а Вас, капитан Аленин-Зейский, попрошу остаться», узнал много о

своих умственных способностях, о недозволительном и легкомысленном поведении офицера

Генерального штаба, спасителя и близкого знакомого, можно сказать, друга цесаревича, о

выговоре, полученном генералом от адмирала Алексеева. Закончился всё тем, что до прибытия

в Тяньцзинь был временно назначен на должность адъютанта при командире дивизии. И был

послан привести свой внешний вид в соответствие с новой должностью. Как следствие, отправиться вместе с Санниковым на разминирование пути и моста не удалось. Попытался

заикнуться об этом, но взгляда Анатолия Михайловича оказалось достаточно, чтобы не

настаивать на своём. Хорошо, что за форму и внешний вид сильного выговора не получил.

Кстати, надо найти Севастьяныча и переодеться. Судя по всему, моим боевым действиям на

данном театре пришёл конец, придётся становиться добропорядочным, услужливым штабным

офицером. Хорошо, что ненадолго. Максимум на неделю, а у генерал-губернатора Гродекова, надеюсь, удастся выпросить какую-нибудь живую должность. Ну, не паркетный я офицер. О

карьерной лестнице думаю, но пока хотелось бы повоевать без большого начальства над душой, в которой я как был, так и остался в большей степени «группёром», то есть командиром группы

специального назначения. Вот это моё!

Когда искал Севастьяныча, повстречался с сотником Смоленским, следовавшим на доклад к

генералу Стесселю. Вентерь-подводка под пулемёты циньских всадников удался в полной мере.

Изображая паническое бегство от конницы противника, казаки разделились на два отряда, обтекая холм, на котором были оборудованы позиции для двух ручных пулемётов. Китайцы

также разделились на две группы преследования, обходя холм, и тут им во фланги ударили

мадсены практически в упор. И если в моём мире «кинжальный» огонь для пулемета начинался

с трёхсот метров, то в этом случае не было и пятидесяти.

Одним словом, «суперкинжальный» огонь и к двум сотням китайских кавалеристов пришёл

белый пушной зверёк с милой мордашкой под названием «песец». Казаки Злобин и Рьянов

показали, что их не зря считали лучшими стрелками в сотне. Проредили китайцев изрядно. Со

слов Василия Алексеевича больше сотни всадников противника пулемётчики уложили на

землю. Остальные в панике повернули назад, тут уж казачки не оплошали. Бегущего врага

рубить всегда сподручней. Жалко, что не обошлось без потерь, трех станичников потеряли, да

пятеро ранены. Двое тяжело, вряд ли выживут. Зарвались с преследованием, вот и нарвались на

обратку. Бегущих-то, точнее, скачущих сломя голову китайцев оставалось в два раза больше.

Когда они очухались, уже казакам пришлось спасаться. Но потери в восемь казаков против

минимум ста двадцати убитых и раненых китайцев – просто отменный результата. Да и трофеев

казакам изрядно перепало. Смоленский весь светился от счастья и лыбился, как кот, объевшийся сметаны.

- В общем, Тимофей Васильевич, ваши мадсены – это что-то удивительное! Я в них влюбился.

Мало того, что из засады столько китаёзов положили, так потом, когда те после бегства на нас

повернули, Рьянов и Злобин, догнав полусотню, с седла огонь открыли и китайцев отогнали. А

так бы потерь было значительно больше. Замолвите словечко перед его превосходительством,

чтобы он эти пулеметы в нашей сотне оставил, - закончив рассказ о бое, сотник с умилительно-

просящем видом посмотрел на меня.

- Всё что от меня зависит, сделаю, Василий Алексеевич.

- Заранее, спасибо! А я на доклад и распишу ваши пулемёты с лучшей стороны. Они и, правда, чудо! Честь имею! – козырнув, Смоленский с улыбкой на устах направился к вагону, где

расположился штаб дивизии со своим командиром.

Посмотрев вслед сотнику, направился искать своего денщика, который должен был находиться

в этом составе. Всего, как я уже выяснил, в этот раз на Тяньцзинь шло пять поездов с вагонами