Андрей Посняков - Боярин: Смоленская рать. Посланец. Западный улус [сборник litres]

– Вот я вам! А еще комсомольцы, наверное! Ну и молодежь пошла – всякий стыд потеряла. Ужо, погодите, я на вас в райком жалобу напишу, ужо вам тогда будет! Все, все узнаю – и в какой школе учитесь, и кто родители… Ишь, сидят, обнимаются. Стыл, срам-то какой! Тьфу!

– Вот ведь вредный дед, – поспешно отодвигаясь, шепнула Полинка. – Давай-ка, Вадик, за весла, да погребем отсюда.

Девушка поднялась было, но Вадик положил руку ей на колено:

– Сиди, Поль, я сам.

Вскочил, вставил в уключины весла, погреб – да так, что лодка, пронзив камыши, полетела стрелою, оставив вредного старика далеко позади.

– Да отдохни уже, – смеялась на корме Полинка. – Никто за нами не гонится. Ой, и платье уже почти высохло… и день какой! Смотри, Вадик – солнышко, небо голубое, чистое… и цветок твой – красивый… и вообще – хорошо!

Сквозь запыленные окна мансарды било солнце. Яркие лучики преломлялись в зеленоватом экране осциллографа, сверкали на ручках приборов, золотили деревянную рамку с портретом красивой молодой женщины, перевязанным по углу черной траурной лентой.

Сняв с головы сферический шлем, высокий человек лет сорока отцепил провода, и, щелкнув мышкой, взглянул на компьютер. Посмотрел, поерзал в кресле, почесал небольшую бородку:

– Да-а-а… это уже не пятнадцать минут в чужом теле, это уже прогресс! Прогресс несомненный, зря многие не верят. Кабакова, что ли, пригласить? Или кого другого? Нет! Рано! Еще раз попробовать, все тщательно разработать, доказать резонанс… Ну, надо же! Получилось! Получилось! Жаль, Полина не дожила. Полина… Полтора года прошло, а все же не верится, что ее нет.

Быстро встав, мужчина подошел к столику, взял в руки портрет и неожиданно улыбнулся:

– С добрым утром, любимая. Ну, что скажете, товарищ следователь по особо важным делам? Как так у вас в прокуратуре говаривали – доказательства собраны! Вот, полюбуйся, все на экране, все отражено, записано – эксперимент номер один… Париж, кажется, где-то середина семидесятых – два часа десять минут! Эксперимент номер два – примерно рубеж пятидесятых-шестидесятых, Россия, верней – СССР. Тут немножко поменьше – час сорок две. И все равно, все равно! Все настолько реально, настолько…

Внизу, с веранды, донесся настойчивый стук, потом кто-то громко позвал:

– Павел Петрович, вы газ заказывать будете?

Газ? Какой газ? Ах, газ!

Мужчина поспешно распахнул окно, выглянул:

– Конечно, конечно, Серафима Анатольевна, спасибо, что сказали. А что, машина уже приехала?

– Конечно, приехала, – стоявшая на крыльце пожилая женщина в длинном красном платье подняла голову. – Потому я, Павел Петрович, и зашла. Вы, если что, поторопитесь, пока газовщики не уехали. Их машина у дома Сидоровых стоит.

– Спасибо, Серафима Анатольевна. Сейчас спущусь.

Еще раз поблагодарив, Павел выключил аппаратуру и, накинув на плечи джинсовую потертую куртку, спешно спустился вниз, на веранду. Немного постоял, подумал и, заглянув в дом, взял висевшие на гвоздике ключи с брелоком сигнализации. Заперев дверь на замок, вышел во двор, уселся в стоявшую позади дома машину – светло-зеленый «Шевроле-Ланчетти», запустил двигатель, выехал и, свернув за угол, покатил по запыленной деревенской улице. Грузовик с красными газовыми баллонами еще не уехал, все так и стоял у крайнего дома, однако водитель – молодой парень в белой баскетке – уже забирался в кабину.

Увидев это, Павел прибавил скорость, засигналил. Газовщик оглянулся, поправил на голове баскетку, с улыбкой поглядывая на выскочившего из машины Павла:

– Да хватит вам газу-то, Павел Петрович. Что вы спешите, как на пожар!

– Пожар? – не понял Павел. – Какой пожар?

Июль 1243 г. Смоленское княжество

– Пожар! Пожар! – кто-то орал в самое ухо.

Павел и Полинка тут же проснулись – в дверях стоял Демьянко Умник – тощий, растрепанный, озабоченный.

Ремезов хлопнул глазами:

– Что ты орешь-то с утра пораньше?

– Так не утро уже, боярин-батюшка… И это… Пожар! Ой… – тут только взгляд отрока упал на голую боярышню, хоть и укрытую до пояса одеялом, но все, что было выше…

– Ой… – смутившись, подросток отвернулся с такой поспешностью, что, как показалось Павлу, едва не сломал себе шею.

– Ну, ладно, ладно, – поспешно одеваясь, успокаивающе улыбнулся боярин. – Не заполошничай. Где пожар, и, собственно – что горит-то? Да повернись ты уже!

Полинка тоже уже успела натянуть длинную нижнюю рубаху из выбеленного на солнце холста, и обернувшийся отрок лишь шмыгнул носом да выпалил:

– Лес у Заглодова дымится. С вышки заметили – гонца прислали. Как бы не верховой пожар, господине! Дни-то жаркие, а канаву-то они там еще навряд ли успели вырыть.

– Ладно…

Накинув на плечи зеленый, с узорами, плащ – не так просто, а для-ради чина боярского – молодой человек вышел на крыльцо. За ним показались и Полина с Демьянкой.

– Так, – обернувшись, быстро распорядился боярин. – Давай мне сюда гонца… и Михайлу-тиуна… А вот он, вижу, бежит.

Управитель двора – тиун Михайло – невысокий светлобородый мужик лет сорока с явно намечающимся брюшком и хитроватым прищуром – подбежав к крыльцу, поклонился в пояс:

– Доброго утречка, господине! И тебе, госпожа бояры…

Ремезов раздраженно отмахнулся:

– Хватит кланяться. Слыхал уже про пожар?

– Слыхал, господине.

– Собирай живо всех, кто есть… ратников. Пусть седлают коней да скачут к выселкам. Я тоже с ними.

– Понял, господине, зараз сполню.

Еще раз поклонившись, тиун бросился на двор, к овинам, у которых возились молодые парни – меняли столбы, ошкуривали бревна – овины, они скоро уже понадобятся – страда!

– Ты, Демьян, давай на покосы… Всех обскачи, собирай молодежь. Да, не забудь к пристани – пусть водная рать – на лодейках там ведь по реке до выселок почти рядом. Окулко, Митоха где должны быть?

Демьянко моргнул:

– Так, там же, господин – на покосах. Присматривают.

– Их тоже прихвати, да объясни, что случилось.

Отправив отрока, молодой человек спустился с крыльца вниз, к опасливо кланяющемуся мальчишке.

– Кто таков?

Парнишка моргнул:

– Посланец я, господине. С вышки.

– Ах, да – гонец. Ну, докладывай.

– Мы с Линем на вышке сторожу несли по твоему указу, чужих людей высматривали. И заметили за болотами, в заглодовской стороне – не в самой деревне – в лесу – дым. Еще не густой, едва видный. Я сразу – бежать.

– Молодец, – задумчиво чмокнув губами, похвалил Павел. – Хорошо доложил, понятно. Значит, судя по всему, от самого возгорания часа два прошло, вряд ли больше. Не густой, говоришь, дым?

Мальчишка кивнул – небольшого росточка, шустренький, рыжеватый, он чем-то напоминал маленькую юркую рыбку.