Лайон де Камп - Самое сильное заклятье [сборник litres]

Только теперь Мартин понял, в какой угодил переплет. Он имел самое смутное представление об искусстве фехтования и, разумеется, совсем не имел навыков. Тяжелый неудобный меч скользил в потной ладони. Оптарис подбежал, сверкая белками глаз, оценил сложение и стойку Пэдуэя и приготовился рубануть сплеча.

Мартин парировал удар скорее инстинктивно. Клинки со звоном встретились, и одолженный у Германна меч, кувыркаясь, полетел в сторону. Оптарис молниеносно рубанул снова, но лишь со свистом рассек воздух. Если фехтовальщик Пэдуэй был никакой, то с ногами у него все было в порядке. Он кинулся к мечу, схватил его и бросился бежать что есть мочи. Оптарис, громко топоча, пыхтел сзади. В колледже Мартин недурно бегал спринтерские дистанции; если бы удалось вымотать этого тяжелого бородатого гота… Шлеп! Пэдуэй споткнулся и упал лицом в грязь.

Каким-то чудом ему удалось довольно быстро вскочить, однако драгоценные секунды были потеряны. Оптарис рванулся вперед и высоко занес меч. В последней отчаянной попытке защититься Пэдуэй сделал выпад в открытую грудь врага, надеясь скорее не подпустить его, нежели всерьез ранить.

Оптарис, надо отметить, был опытным бойцом. Но в его время бились только лезвием меча, колющие удары были неизвестны. Поэтому немудрено, что рвущийся к противнику гот со всего размаха насадил себя на выставленное острие. Оптарис захрипел, пытаясь вздохнуть, выдернул из груди меч и повалился наземь; изо рта хлынула кровь. Потом он выгнулся, вздрогнул всем телом и затих.

Когда подоспели Теодохад и Германн, наперебой поздравляя Пэдуэя с победой, тот блевал, тяжело привалившись к дереву. Здравый смысл не давал Мартину мучить себя угрызениями совести, но все же… Ради спасения никчемного Теодохада он убил, вполне возможно, достойного человека, имевшего все основания справедливо ненавидеть бывшего короля и не сделавшего ему, Пэдуэю, ничего дурного. Если бы только у него было время объяснить Оптарису… Впрочем, рассуждать об этом далее было бессмысленно. Бородатый гот так же мертв, как любой клиент Джона-египтянина. Надо думать о живых.

– Тебе придется переменить внешность, – обратился Пэдуэй к Теодохаду. – Оптарис не единственный, кто хочет с тобой поквитаться. В первую очередь сбрей бороду.

– Отрезать ему нос, – предложил Германн. – Тогда никто его не узнает.

– О-о! – вскричал Теодохад, схватившись за указанный орган. – Ты ведь не изуродуешь меня, добрейший, благороднейший Мартинус?!

– Посмотрим на твое поведение… Одежда тоже чересчур хороша. Германн, ты можешь купить в Нернии то, что итальянский крестьянин надевает по воскресеньям в церковь?

– Ja, ja.

– Как?! – Теодохад всплеснул руками. – Я не буду носить столь нелепый наряд! Отпрыск рода Амалов…

Пэдуэй, прищурившись, посмотрел на него и пощупал лезвие меча.

– Значит, господин, ты все же предпочитаешь лишиться носа? Нет? Я так и думал. Дай Германну несколько солидов. Не тревожься: крестьянина мы сделаем из тебя зажиточного.

Лиудерис, сын Оскара, начальник римского гарнизона, мрачно глядел из окна своего кабинета на затянутое тучами сентябрьское небо. По мнению этой простой верной души, мир слишком часто переворачивался вверх тормашками. Сперва свергают с престола Теодохада и выбирают королем Виттигиса. Затем Виттигис принимает странное решение, что лучший способ одолеть коварного Велизария – бежать в Равенну, оставив Рим под защитой слабого гарнизона.

Теперь выясняется, что войска боятся оборонять город от греков; еще хуже то, что Сильверий, обвинив Виттигиса в ереси, ведет переговоры с Велизарием, обещая бескровную сдачу Рима.

Однако все это пустяки по сравнению с тем потрясением, которое Лиудерис пережил, когда два посетителя, явившиеся на прием, оказались Мартином Пэдуэем и экс-королем Теодохадом. Последний был почему-то гладко выбрит и одет в лохмотья.

Наконец Лиудерис обрел дар речи и грозно сказал:

– Вы!

– Да, мы, – согласился Пэдуэй. – Полагаю, ты знаком с Теодохадом, властителем остготов и итальянцев. И, смею надеяться, еще помнишь меня – между прочим, нового квестора.

– Но… у нас другой король! За ваши головы назначена награда!

– Пустяки, – снисходительно улыбнулся Пэдуэй. – Совет немного поспешил. Мы объясним…

– Где вы были? Как ты сумел удрать из лагеря? И что вы делаете здесь?!

– Прошу тебя, давай по порядку, превосходнейший Лиудерис. Первое: мы были во Флоренции, собирали силы для военной кампании. Второе…

– Какой кампании?

– Второе: мне ведомы пути, недоступные простому смертному. Третье: мы здесь для того, чтобы повести твои войска против греков и разгромить их.

– Вы оба безумцы! Я отдам вас под стражу…

– Ну-ну, выслушай же нас до конца. Тебе известно о моем… э-э, даре предвидеть последствия некоторых решений?

– М-м, до меня доходили кое-какие слухи. Но если ты рассчитываешь хитрыми речами…

– Именно. Сейчас король поведает тебе о том, как я предсказал неминуемое покушение Оптариса на его жизнь и как использовал свое знание, дабы расстроить планы мстительного гота. Могу предъявить и другие доказательства своего дара. К примеру, скажу, что помощи из Равенны ты не дождешься. Что Велизарий подойдет к Риму в ноябре. Что папа убедит твой гарнизон покинуть город до прихода врага. И что ты останешься на посту, будешь схвачен и увезен в Константинополь.

Лиудерис шумно выдохнул:

– Ты в заговоре с дьяволом? Я ни единой душе не говорил о своем намерении оставаться здесь до конца, и все же тебе об этом известно!

Потребовался час, чтобы Лиудерис, обуреваемый сомнениями, наконец спросил:

– Хорошо, как ты думаешь выступить против греков?

– Мы знаем, – ответил Пэдуэй, – что они подойдут по Латинской дороге, поэтому нет смысла держать гарнизон в Террачине. Вместе с ним сколько ты сумеешь собрать людей к концу следующего месяца?

– Если вызвать отряды из Формии – тысяч шесть-семь, лучников и копейщиков примерно поровну.

– Предположим, я укажу тебе хорошую возможность напасть на греков. Ты согласишься повести войска?

– Не знаю. Надо подумать. Если нашему королю – прости, благородный Теодохад, я имею в виду другого короля – суждено потерпеть поражение… возможно, и стоит рискнуть.

– У Велизария около десяти тысяч солдат. Две тысячи он оставит в Неаполе и других южных городах, однако все равно сохранит некоторый численный перевес. Хочу заметить, что отважный Виттигис ударился в бегство, имея в своем распоряжении двадцать тысяч человек.

Лиудерис смущенно пожал плечами:

– Верно, это не назовешь мудрым ходом. Но он ожидает подкреплений из Галлии и Далмации.

– Твои люди готовы к ночным атакам? – спросил Пэдуэй.