Иван Оченков - Государево дело

– Нет, что вы сударь, – смешалась та. – Я вовсе не это хотела сказать. Я вижу, что вы, господа, люди честные и порядочные, в отличие от тех бандитов, что отобрали нас до нитки в нескольких лигах отсюда.

– Эй, как тебя, – велел своим подручным предводитель, которому надоело разыгрывать спектакль, – обыщи хорошенько эту старую грымзу, а то я устал от её вранья!

Рядовые грабители не заставили себя просить дважды, и, оторвав от несчастной её плачущих детей, принялись обшаривать её, нисколько не заботясь о приличиях. Муж несчастной, как видно, уже не имел сил и храбрости, чтобы противостоять произволу, лишь закрыл лицо руками, продолжая стоять на коленях. А вот старший сын – парнишка лет двенадцати, не смог сдержаться при виде подобного зрелища и подскочив к одному из мерзавцев, попытался оторвать его от матери.

К сожалению, ничего хорошего из этой затеи не вышло. Самый отвратительный из разбойников, одетый в кожаную куртку и ржавый шлем, заметив неожиданную помеху, недолго думая, выхватил из ножен тесак и ударил мальчишку, после чего тот, обливаясь кровью, упал. Бедная женщина, увидев, что сталось с её первенцем, пронзительно закричала, а второй бандит торжествующе показал своим сообщникам найденный на теле несчастной тощий кошелек с несколькими монетами.

– Я же говорил, что эта старая ведьма – просто лгунья! – захохотал главарь. – Теперь я вижу, денежки у вас водятся, так что…

В этот момент совсем рядом загремели выстрелы, прервавшие его речь. Обладавший от природы умением быстро соображать, бандит тут же ударил своего коня шпорами и, сорвавшись с места в карьер, покинул ставшую такой негостеприимной поляну. Его подчиненным повезло в этом смысле куда меньше. Пока одни из них хватались за оружие, а другие пытались вскочить в седла, их окружили всадники в черных доспехах и, не тратя попусту времени, расстреляли негодяев из пистолетов и ружей.

– Черные рейтары! – успел крикнуть в ужасе последний мародер, прежде чем Болеслав проткнул его своей шпагой.

– Ты не ошибся, – хмыкнул фон Гершов, вытирая клинок, об драный плащ убитого.

Спасенные, тем временем, сбились в кучу недоверчиво глядя на всадников, видимо, прикидывая, не попали ли они из огня да в полымя. Те, в свою очередь, тоже не обращали на беженцев особого внимания, а деловито собирали трофеи.

– Ну что? – поинтересовался у капрала померанец.

– Семь лошадей, – стал перечислять тот добычу. – Пять совсем дрянных, а две – ещё сгодятся. Мушкет один, две алебарды, три шпаги и четыре тесака. Есть доспехи, но не слишком хорошие. К тому же эти олухи совсем за ними не следили.

– Противник?

– Ушел только один, да и то, если верить Курту, он увез с собой его пулю.

– Ты думаешь, Курту можно верить?

– Нет, конечно, господин капитан, но стреляет он недурно.

– Сколько спасенных?

– Восемь мужчин, тринадцать женщин и полтора десятка детей.

– Что с этим? – фон Гершов кивнул в сторону лежащего паренька, возле которого ещё рыдала его мать.

Капрал в ответ только поднял глаза к небу, показывая, что всё в руках Господа.

– Эй вы, послушайте меня! – обратился к беженцам Болеслав. – Я служу Его Королевскому Высочеству Великому герцогу Мекленбургскому Иоганну Альбрехту. Он гарантирует в своих землях всем бегущим от войны убежище, а также свободу вероисповедания и неприкосновенность имущества. Но до владений нашего доброго герцога ещё надо добраться. Граница с Саксонией совсем рядом. Там вы сможете передохнуть, а теперь надо поспешить.

– Простите, господин, – тусклым голосом отозвался муж высокой женщины, – но у нас совсем ничего не осталось, чтобы вознаградить Вашу Милость, за защиту.

– Мне ничего не нужно от вас. Напротив, если вы поторопитесь, то в Саксонии вас снабдят продуктами необходимыми для путешествия. Но вам следует поторапливаться!

– Благослови Вас Бог, добрый господин…

– Благодарите моего сюзерена – герцога Иоганна Альбрехта. Это он послал меня сюда, чтобы спасти вас. А теперь не мешкайте!

Последние слова фон Гершов прокричал уже из седла, после чего пришпорил коня и поспешил убраться прочь от места сражения.

По улицам Москвы водили самого настоящего слона. То есть впереди его скакали жильцы [88] Жильцы – чин в Русском государстве. Имевшие его служилые люди должны были постоянно проживать в Москве, отсюда и название. , оповещавшие москвичей о потехе, устроенной для них государем Иваном Федоровичем. Для этого они трубили в серебряные рожки и кричали, чтобы добрые люди шли поглазеть на эдакое диво, потому как народу в столице – пропасть, а слон только один и долго ли он протянет на местных харчах одному Богу известно!

Следом за ними топал слон в нарядной попоне, поверх которой сидел необычайно смуглый погонщик в большом тюрбане, управлявший животным. Иногда, повинуясь его приказам, слон трубил, вызывая тем буйный восторг у детворы и благоговейный ужас у взрослых. Некоторые кликуши у храмов попробовали было кричать, что наступают последние времена, но им быстро заткнули рты. И то сказать, чего разоряться? Всем ведомо, что Святейший патриарх Филарет, животину эту лично осмотрел, после чего велел окропить её и погонщика святой водой.

Как и следовало ожидать, корежить их от этого не стало, дым не пошел, так какого рожна народ мутить? Патриарх сказал, что слон – тоже божья тварь, а кто сомневается, пущай промолчит от греха!

К тому же, окропление водой заморскому зверю до того понравилось, что он набрал в хобот воды из стоящей подле него бадьи, да и облил в ответ пришедших с патриархом монахов. Отчего Филарет, коего сия чаша минула, смеялся до слез, после чего, благословив и слона, и индуса, удалился. Даром, что погонщик – языческого звания!

В общем, за эдакой диковиной по всей Москве табуном ходили толпы любопытствующих. Причем не только из черного люда, которому только дай повод не работать, а и набольшие бояре приезжали подивиться со своими домочадцами. Да что там бояре, сказывают, даже государыня не погнушалась в возок с детьми сесть и поехала показать царевичу и царевне каковые бывают слоны. Потому как они, даром, что из самого Стекольного града, а никогда прежде таких зверей не видали. Что же до царя, то Иван Федорович, дай ему Бог здоровья и долгой жизни, на нём даже верхом проехался. Доподлинно этого, конечно, никто не видел, но государь у нас такой, если надо, он и черта оседлает, прости нас Господи!

На самом деле, я на подарке персидского шаха не ездил, потому как животина и впрямь большая, а что у неё на уме никому не ведомо. Пока вроде спокойная, но я ещё в прошлой жизни читал о «слоновьем бешенстве», а потому решил судьбу не испытывать. Поэтому смотрел на диковину из седла, держась рядом с возком Катарины и время от времени давал жене и детям необходимые пояснения.