Иван Оченков - Государево дело

– Это трофей.

– Вот как?

– Именно. Может помните, девять лет назад в Мекленбурге произошли некоторые драматические события…

– Вы про безвременную кончину вашего кузена?

– Вот-вот. Один негодяй пытался убить меня, а убил бедолагу Адольфа Фридриха. Да ещё, вдобавок, так испугал супругу его брата, что у той начались преждевременные роды, в ходе коих она отдала Богу душу.

– Какая печальная история. Но, если я не ошибаюсь, именно благодаря ей вы стали полновластным герцогом в обоих княжествах. Не так ли?

– Именно. Но это не значит, что я склонен простить людей покушавшихся на меня!

– Но, насколько я помню, злоумышленник тоже погиб.

– Да. И на пальце у него был вот этот перстень!

– Действительно, странно. Но зачем вы мне всё это рассказываете?

– А разве Ваша Светлость не состоит в этой организации?!

– Нет, что Вы! Я, разумеется, знаком с их учением и даже состою в переписке с многими членами этого сообщества… Постойте, это Вам ваша матушка рассказала?

– Нет. Иначе этот разговор состоялся бы намного раньше.

– Вы говорите так, будто угрожаете мне, между тем…

– Сударь мой! Я, кажется, подробно разъяснил вам мой интерес к этому делу и задал простой вопрос. Но, поскольку, прямо отвечать вы не желаете, я сформулирую его по-другому. Что вы знаете о розенкрейцерах, и какие у них претензии к моему отцу и ко мне?

– Вам нужно выпить, – потянулся к кувшину герцог, но, увидев, что я накрыл свой кубок ладонью, остановился.

– Я уже достаточно выпил, чтобы наделать глупостей! Не стоит усугублять этого.

– Ну, хорошо, – сдался Август. – Я расскажу вам всё что знаю.

– Внимательно слушаю.

– Давайте начнем с того, что основатели ордена преследовали самые благородные цели. Просвещение народа. Совершенствование христианства. Достижение благоденствия…

– Я сейчас заплачу от умиления!

– В ваших словах чувствуется скепсис. Что, впрочем, неудивительно. Даже в наше просвещенное время никто не верит в благородные порывы. Что уж тут говорить о прошлом… В общем, обществу «Креста и розы» приходилось скрываться от фанатиков, поскольку само упоминание о необходимости «совершенствования веры» попахивало ересью.

– А разве протестанты не занимались этим самым «совершенствованием»?

– Полноте, Иоганн! На смену одним фанатикам пришли другие, ничуть не менее жестокие и догматичные. Костры, на которых Кальвин сжигал инакомыслящих, мало чем отличались от костров Торквемады.

– Ну, допустим. Но при чем тут мой отец?

– Ваш благородный родитель, как бы это помягче…. В общем, Сигизмунд Август был особенно знаменит двумя чертами характера. Склонностью к авантюрам и полным неумением держать язык за зубами. Как вы, вероятно, знаете, он вступил в общество розенкрейцеров, и торжественно поклялся хранить их тайны, но…

– Растрепал о них всему миру?

– Ну, не «всему миру», но, в общем, вы, пожалуй, правы. Именно что растрепал!

– Что было дальше?

– Поначалу его пытались образумить. Однако ваш батюшка не унимался…

– После чего его убили!

– Скажем так, – дипломатично заметил герцог, – смерть вашего незабвенного родителя произошла при невыясненных обстоятельствах. Неизвестно даже, приложили ли к этому руку люди из общества креста и розы.

– А кто же ещё?

– О!!! Поверьте, ваш отец умел наживать врагов! Кстати, только этим вы на него и похожи.

– Хм. Ваша Светлость, мне показалось, или в ваших словах есть какой-то намек?

– Вовсе нет! Как вы могли подумать такое, Ваше Величество!

– Ладно, проехали. Положим, вы правы, и мой папенька умер от того, что споткнулся на ровном месте. Но ведь человек, покушавшийся на меня и моих кузенов, явно из числа этих самых розенкрейцеров!

– Может и так, а может он купил это кольцо у старьевщика или вовсе убил и ограбил прежнего владельца. Но в любом случае, сейчас «Орден креста и розы» объявил о своем существовании открыто, а потому у него нет причин мстить за разглашение тайны.

– И как давно это случилось?

– Четыре года назад.

– Хорошо. Может быть, позже мы вернемся к этому разговору, но теперь давайте поговорим о делах более насущных. Что князья думают о моем предложении?

– Видите ли Иоганн, – вздохнул герцог, – они…

– Не доверяют мне?

– Пожалуй, что так. А ещё боятся вашей репутации. По большому счету, никто не хочет войны. Даже Ольденбурги и их сторонники. Но, в ваше миролюбие не верит никто. Слишком уж вы удачливы в сражениях. К тому же, глава их рода – Кристиан Датский не слишком ладит с вами. А тут ещё эта история с рижской ведьмой… Я же говорил, что вы умеете наживать себе врагов! – Далась вам эта ведьма! Право, что за блажь палить на кострах женщин, вся вина которых лишь в том, что им завидуют соседки.

– Вы не верите в колдовство? – широко распахнул глаза отчим.

– Нет.

– Может быть, вы тогда не верите и во Врага рода человеческого?

– В Рогатого-то? Тоже не особо.

– А в Бога вы веруете? – напряженно спросил герцог.

– Вот в Бога, как раз верю, – ухмыльнулся я и, поманив своего собеседника пальцем, шепнул ему на ухо: – Но главное, Он верит в меня!

Едва высокопоставленный гость покинул покои Августа Младшего, к нему насторожено заглянул его старший брат Юлий Эрнст Даненбергский. Убедившись, что никого посторонних нет, герцог расслабился и вальяжно присел на одно из кресел.

– Ваш пасынок уже покинул нас? – с деланым безразличием поинтересовался он.

– Как видите, – буркнул в ответ хозяин.

– И какова была цель его визита?

– А что в замочную скважину было плохо слышно? – съязвил Август.

– Я только что подошел! – ледяным тоном отвечал ему глава дома Вельфов, яростно сверкнув глазами.

– Да так, пустяки, – пошел на попятный младший брат. – Тонко намекнул, что независимость города Брауншвейга слишком большая роскошь по нынешним временам.

– Это совсем не пустяки, – вздохнул Юлий Эрнст. – Было бы опрометчиво оставлять эту проблему нашим потомкам.

– У нас с вами нет наследников, – поморщился в ответ Август.

– Мы еще не так стары, – возразил брат, которому не так давно исполнилось сорок девять. – Я вполне еще могу стать отцом, да и вам рано отчаиваться. [109] Единственным выжившим ребенком Юлия Эрнста была дочь от первого брака. А вот Август Младший в нашей истории после смерти Клары Марии женился на шестнадцатилетней княжне Доротее Ангальт-Цербсткой. Их потомство и правило в Брауншвейге.

– Клара Мария ещё жива, – отмахнулся правильно понявший намек герцог. – Да и от больной от неё беспокойства не меньше, чем от здоровой! Не говоря уж о Иоганне Альбрехте…

– О чем вы?

– Он зачем-то заинтересовался обстоятельствами смерти отца.

– И что же вы ему рассказали?