Руслан Агишев - Непосланный посланник [litres]

– Что, товарищ Карабанов, вы можете рассказать о моем будущем? – Берия присел сбоку от меня и начал медленно протирать стекла своего пенсне. Или вы не хотите рассказывать?

Вот тут-то я задумался, что мне говорить – правду, полуправду или неправду?! При всех случаях были и плюсы, и минусы. Оставалось лишь выбрать. «Не-ет, врать не буду. Этот старый лис сразу же почует неправду. Да и зачем это мне? Придется ему все выложить… И про его арест, и про дальнейший суд, и про темный и сырой подвал, где закончилась жизнь могущественного наркома».

Тут я бросил на него взгляд и с удовлетворением заметил, что он сильно волнуется. В его глазах сквозило такое явное желание знать свою судьбу, что я решился.

– Расскажу, – голос от волнения был хриплым и поэтому всякий раз приходилось прилагать усилие, чтобы окончательно не осипнуть. – Только понравится ли то, что я расскажу…. Вижу внутренний двор штаба Московского военного округа, небольшой, замощенный еще брусчаткой царских времен и помнящий и молодых юнкеров, и усатых гренадеров. Пересекая двор, медленно шагают трое решительного вида мужчин, ведущих под конвоем четвертого…

Нагнетая голосом атмосферу страха, я даже не ожидал последовавшей от Берии реакции на мои слова. Этот подобравшийся как кошка перед прыжком человек вдруг тихо зашипел:

– Вон! Вон! Пошел вон, – лейтенант, оператор детектора лжи, и так сидевший как мышь под веником, не сразу понял, что эти звуки всесильного наркома были обращены к нему. – Я сказал… пошел вон!

Того тут же словно ветром снесло со стула и из палаты, в которой остались только мы с Берией.

«Проняло-то его как, аж позеленел. Дошло, видимо, что по нему этот внутренний двор и подвал плачет… А вот теперь и поглядим, что ты сможешь предложить за информацию о своих палачах».

– Все четверо начали спускаться в подвал и остановились у большого деревянного щита, возле которого расстреливали приговоренных. С четвертого, у которого руки были до крови стянуты проводом, с трудом стянули китель из крепкого дорогого сукна, – пальцы у Берии начали выбивать такую дробь по лакированной столешнице стола, что впору было опасаться за ее целостность. – Потом руки его прицепили к крюку и притянули приговоренного к потолку, отчего носки его сапог перестали доставать до грязного пола.

Нарком с шумным вздохом откинулся на спинку стула и начал яростно расстегивать душивший его ворот кителя. Судя по красному, как перезревший томат, лицу его давление резким прыжком скакануло вверх.

– Но приговоренный дико цеплялся за жизнь. Он буквально ужом извивался, вися на металлическом крюке, – я добавлял и добавлял мрачных красок в рисуемую мною картину казни наркома в моем времени. – Кричал, что искупит кровью свою вину перед партией и правительством…

«О, твою за ногу… Да тебя сейчас дед Кондратий хватит». Народный комиссар вдруг широко раскрытым ртом начал шумно вдыхать воздух. Лицо его багровело на глазах, а сам он начал медленно заваливаться на бок в сторону стола. «Б…ь, переборщил! Сейчас кони двинет, а я стану главным и единственным подозреваемым в его убийстве».

Но нарком не собирался так быстро сдаваться. Его сменившее багровый на синий цвет лицо яростно дергалось, двигались губы. Он явно что-то пытался сказать.

– …ги… – я же просто сидел и смотрел прямо ему в глаза, совершенно ничего не предпринимая. – Помоги… – рука его дернулась ко мне и жесткой хваткой вцепилась в лацкан моего пиджака. – Помоги.

Признаться честно, в эти секунды у меня в голове совсем не было этих высокопарных мыслей о неотвратимости судьбы в отношении корчившегося напротив меня злодея, с которым последние десятилетия многие люди прямо ассоциируют все мерзости и ужасы Союза. Я думал лишь об одном: именно сейчас ни мне, ни стране его смерть была совершенно невыгодна. «Убирать сейчас этого отморозка слишком опасно. Кто знает, как это воспримет Верховный? А ядерный проект?! Кто его возглавит?! Берия, конечно, подонок и мразь, каких мало, но он дал результат… Короче, живи, урод!»

– Тише-тише, – я наклонился к наркому и стал нащупывать его пульс. – Глубже дыши! Не торопись. Слышишь?! И смотри на меня! – я старался говорить максимально четко и размеренно. – У тебя давление шибает. Старайся успокоиться… Сейчас я кое-что сделаю, и должно полегчать.

По-хорошему, конечно, у него не просто давление скачет. Судя по внешним признакам, тут скорее признаки приближающегося инфаркта или инсульта. «Ладно, попробуем… С Калининым же помогло».

– Дыши-дыши, – пальцами я быстро нащупал у Берии неровный пульс на шее и начал ритмично нажимать на эту точку. – Потерпи, – через десяток секунд точно такие же манипуляции я начал производить и в том месте, где затылок переходит в шею. – Сейчас давление чуть снижу, а потом и врача позову, – все это время, пытаясь удерживать с ним контакт, я не переставал говорить – негромко, уверенно, напористо; пальцы же мои гуляли по его шее, то сдавливая, то отпуская особые точки этой зоны. – Дыши, говорю.

Наконец, синюшность стала сходить с его лица, а дыхание вроде начало успокаиваться. «Уф, едва проскочил. Еще немного и его бы грохнуло».

– Первые признаки сердечного приступа я снял. Это позволит дотянуть до госпиталя, – из глаз наркома безумный страх еще полностью не исчез, но какая-то осмысленность уже начала появляться. – Врача я сейчас организую…

Я хотел было повернуться к двери, но шевелящиеся губы Берии меня остановили.

– Сдашь моих убийц, буду должен, – еле слышно прошептал нарком, вцепившись в меня взглядом. – Могилой матери клянусь, все сделаю…

Кивнув, я рванул к двери, за которой уже и поднял на ноги всех, кого только мог. За какие-то несколько секунд здесь начался Армагеддон локального характера! То и дело вбегающие в палату военные, гражданские едва не вынесли дверь вместе с косяком. Слышались панические нотки в голосе прибежавшего врача, едва только он увидел положенного на пол могущественного наркома с закрытыми глазами. Он чуть и сам рядом не лег, настолько был шокирован увиденным. Словом, мне снова пришлось брать инициативу в свои руки.

– У товарища Берии подозрение на инфаркт. Сильные боли за грудиной были, пульс скакал как сумасшедший, еле успокоил, – я присел на пол рядом с доктором, оторопело смотревшим на наркома. – Все это время был в сознании, не заговаривался. Транспортировать нужно с большой осторожностью. Доктор, вы слышите меня?

К счастью, второй появившийся врач был поадекватней первого. Пусть руки и губы у него тряслись так же, но дело он свое точно знал назубок. Берию аккуратно переложили на носилки и, подняв, вынесли из палаты.

Едва за ними за всеми закрылась дверь, я обессиленно откинулся на спинку стула, чувствуя мокрую от пота спину. «Б…ь, я же спас самого народного комиссара внутренних дел Берию. Это же тот самый Берия, на которого в мое время вешали десятки миллионов расстрелянных».