Андрей Кокоулин - Точка

Вернувшийся Крис подал Костигеру бокал, наполненный вином, и поставил на стол бутылку, чтобы не бегать вниз еще раз. Альфред-Вальтер благодарно ему кивнул.

— Собственно, — сказал он, — на этом бы история «колпака» и Киле-фабрик кончилась, не начавшись, если бы у Кинбауэра не было знакомой с душевнобольным сыном. Как вы понимаете, Людвиг, я говорю о Карле Плюмеле. Ему тогда было около шестнадцати. Он был крупный, рыхлый парень, слегка медлительный и редко понимающий что-то с первого раза. Интереса, как сказал мне Кинбауэр у него было два: есть и играть. Фольдланд выбирался из войны, биржи росли, коммунисты и социал-демократы бились с националистами, а Штерншайссер еще не был канцлером и не провозглашал манифест о самоочищении нации от врагов государства, евреев и слабоумных.

Что сделал Карл в доме Кинбауэра первым делом, так это напялил «колпак» себе на голову. Его голова замечательно к артефакту подошла. Рудольф уже хотел отобрать игрушку у дебила, как заметил, что «колпак» сыплет блестками. Без головы Плюмеля артефакт работать не захотел. Даже когда Кинбауэр по очереди использовал свою голову и голову соседки. Карл оказался незаменим.

— Почему? — спросил Искин.

— Вы слышали о волнах Бергера? — спросил Костигер.

Искин поставил миску на стол.

— Вы про мозговые волны?

— Да, — сказал Костигер. — Бергер как раз открыл их. И версия Кинбауэра, а я с ней согласен, состояла в том, что волны мозга Карла Плюмеля каким-то образом служат ключом к взаимодействию с артефактом. Видимо, как раз из-за его умственной отсталости. Как рассказывал Рудольф, он был ошарашен. Он взял отпуск, уговорил знакомую передать Карла под его надзор и занялся экспериментированием с «колпкаком». Но ладно, сыплет «колпак» блестками и сыплет. А зачем, с какой целью? Добиться что-либо от Карла было сущим мучением, пока, в конце концов, Кинбауэр не выяснил, что Плюмель просто хотел играть. Рудольф собрал блестки. Это оказался какой-то мелкий, кисловатый на вкус металлический порошок. Что с ним делать, было не понятно. Тупик. Тольтеки, ольмеки или бог знает кто еще не потрудились оставить инструкцию.

Альфред-Вальтер в два глотка опустошил бокал. Искин взялся за кружку с кофе. Ему вдруг подумалось, что да, правда может быть и такой. Главное, она согласуется с выводами Рамбаума. Был «колпак», а все остальное — фикция.

Но Кинбауэр, конечно, наворотил вокруг. Зачем? Боялся, что «колпак» и Плюмеля никак нельзя предъявить как технологию? Или боялся, что узнай кто, на чем зиждятся его разработки, он, Рудольф Кинбауэр, будет уже не нужен?

— То есть, вы знали… — произнес Искин.

— Я ничего не знал, — сказал Костигер. — Если бы вы услышали детскую сказку, вы бы восприняли ее как реальность? Тем более, что разговор был единственным, а дальше потянулась обычная рутина с опытами. Вы, Людвиг, лучше не отвлекайте меня, я еще не закончил.

— Молчу, — сказал Искин.

Крис фыркнул и, собрав посуду, исчез за дверью. Костигер посмотрел ему вслед.

— О чем я?

— О металлическом порошке.

— Да, о нем. Нет, о тупике, в котором оказался Кинбауэр. Порошок — это просто порошок. Не лечебный, не взрывоопасный, не токсичный. Мелко дисперсная хрень. В сущности, даже делать его в промышленных масштабах, имей он какие-то полезные свойства, не представлялось возможным. Тупик, самый настоящий.

А потом Карл стал играть им в «войну». Кинбауэр сказал, что едва не отмахнулся от желания дебила показать ему, как это происходит. Вы же помните, Людвиг, Плюмель еще и говорил, глотая буквы, его иной раз невозможно было понять.

Искин кивнул. «Я — кооль мира!» — вспомнилось ему.

— Кинбауэр сказал мне, что весь порошок он тогда собрал в жестяную ванночку размерами сантиметров сорок на тридцать, — продолжил Костигер. — Вышло немного, едва дно закрыло. Карл сел у этой ванночки в своем «колпаке», Кинбауэр встал рядом, и на его глазах порошок на дне зашевелился, разделился на две примерно равные фракции и развернул военные действия. Одни крупицы нападали на других, врывались на чужую территорию, собирались над врагами в комки и рассыпались после. Побежденные темнели и больше не шевелились. «Как это?» — спросил Кинбауэр. «Я говою им!» — ответил Карл.

Кинбауэр сказал мне, что идея вживления крупиц этого чудесного порошка в человека родилась именно во время войны на дне ванночки. Он подумал: если Карл будет задавать изначальные параметры, эти крупицы, эти юниты будут следовать им, превращая человека в послушное орудие. Потом он подумал: «Неужели один только Карл?».

Вот из чего возникли Киле-фабрик и юнит-технологии.

— Но почему он вдруг решил, что юниты смогут существовать в чужом теле и, тем более, подчинять его себе? — удивленно спросил Искин.

— Не знаю, — сказал Костигер. — Возможно, это было наитие. Ведь, в сущности, так оно и вышло. Кинбауэру был нужен только материал для экспериментов.

— И он нашел его в Шмиц-Эрхаузене.

— Да. Его идея понравилась Кнопке и кое-кому еще. Многие питали слабость к управлению массами. А Рудольф пообещал быстрый результат. В том смысле, быстрый, что в течение двух-трех лет.

— То есть, Кинбауэр просто стал колоть нам юнитов?

— Сначала скармливал, но это не дало никакого эффекта. Оказалось, что юниты должны проникать в тело через кровь. А дальше, насколько я понимаю, перед ним встала задача научить Карла мысленно программировать юнитов.

— А перфокарты?

Костигер махнул рукой.

— Это так, для отвлечения внимания. Все остальное, насколько я понимаю, создавалось исключительно как туман, призванный скрыть истинное положение дел. Едва только через три-четыре месяца появились первые обнадеживающие результаты, Кинбауэр по собственным чертежам принялся строить производственную линию. Как вы понимаете, «производственную» надо взять в кавычки. Одновременно он начал, скажем так, подводить под юнитов теоретическую базу. Именно тогда появились и концепция белковых оболочек, и общая концепция юнит-колоний, которая, в конце концов, сыграла с Рудольфом злую шутку.

— Почему? — спросил Искин.

— Потому что Руди был туп, — сказал Костигер.

Искин тряхнул головой.

— Объясните, пожалуйста, Вальтер.

— Смотрите, Людвиг, — Костигер придвинулся к столу и отставил бутылку, чтобы не мешала жестикуляции. — Он разработал четыре стадии развития колоний, сроки их прохождения, три специализации: «порядок и подчинение», «саботаж», «солдаты Родины», «материнство» появилось уже позднее, и с одной стороны это здорово упрощало и структурировало работы с юнитами, а Карлу и вам нечего было додумывать самостоятельно. Но, с другой стороны, эти рамки со временем стали похожи на тиски.

Возьмем те же сроки. Полгода на полноценную колонию. На это, с подачи Кинбауэра, мысленно программировал юнитов Плюмель, эти сроки внушались вам… Простите, я отвлекусь на очень важную ремарку, Людвиг. Вы должны знать, что юниты устанавливали некую симпатическую связь со своими носителями. Например, те, кто имели представление о специализации юнитов, гораздо четче выполняли запрограммированные задачи, чем те, которые этого представления не имели. Соответственно, те, кто верил, что юниты постоянно обновляют версии, получали подтверждение этого, хотя никаких различий, в сущности, Плюмелем задаваться не могло. Это к вопросу о старых и новых версиях, вы спрашивали. Собственно, все лекции Кинбауэра, прочитанные вам до и после вакцинации, несли лишь одну задачу: дополнительно подстроить ваш разум к действиям юнитов. Это очень-очень тонкая тема. Но мы о другом. О тисках. Да, я это помню.