Андрей Кокоулин - Точка

— Черт! — услышал он недовольный голос Виктора. — Две банкноты в крови.

— Две — не десять, — ответил ему напарник.

— Я тоже подумал, нахрена нам платить? Он ворованными юнитами торгует, а мы ему плати? По нему, наверное, хайматшутц плачет.

— Ты лучше молись, чтобы он нас не нахлобучил в результате.

— Куда ему!

Искин услышал, как Ойген перешагивает через лежащего. Дверь приоткрылась. Рука с пистолетом проскользнула в щель первой.

— Да тут бардак!

— И что, ничего ценного? — спросил Виктор.

— Погоди.

Дверь закрывала Искина, на время делая его невидимым для заглянувшего в помещение. Ойген просунулся вперед. Его светлая голова показалась на фоне оконных занавесок. Молодой, лет двадцати пяти парень. Убийца. Несколько капель крови темнели на подбородке.

Потом две вещи случились одновременно.

Повернув голову, Ойген увидел Искина. Мальчики-юниты, не дожидаясь команды, разрядили в него спираль.

— О…

Треснула дверь. Звонко брызнула осколками оконная рама. Парня в плеске занавесок вынесло в окно. Мелькнули зеленые штаны, подошвы ботинок, и он исчез, канул внизу. А руку Искина тут же скрутило жгучей болью. Он сполз на пол. Малыши в панике перезаряжали спираль, и успокоить их не удавалось.

Как еще с левой стрелять?

— Ойген!

Виктор, не без основания полагая, что с Ойгеном что-то случилось не по его воле, принялся с криком палить в приоткрытую дверь. Бах! Бах! Бах! Его, видимо, от страха переклинило. Он даже не задавался мыслью, что напарник попадет под огонь, если все еще находится в комнате. Пули оставляли отверстия в обоях, вонзались в бюро, выбивали щепки из косяка. Две ушли в кушетку.

— Сдохни! Сдохни, сволочь!

Виктор прекратил стрелять, только когда в обойме не осталось патронов. Искин услышал, как опустошенный магазин упал на пол, а новый со скрежетом и под причитания: «Ну, входи же, сука, входи!» безуспешно пытается втиснуться в рукоятку. Он выполз в проем. В глазах плыло. У самой двери лежал Крис с залитым кровью лицом. Высокий человек в длиннополом пальто, трясущий мясистыми щеками и суетливо загоняющий в пистолет обойму, стоял от него в одном шаге.

— Эй.

Искин приподнял «беретту».

Человек подпрыгнул от неожиданности. Глаза вытаращились на Искина. Магазин вывалился из пальцев.

— Ты-ы…

Искин выстрелил. Промахнулся. Стрелять с левой руки, когда из правой тянут жилы, и все вокруг двоится, оказалось не так легко. Виктор дернулся, побледнел, но, обнаружив, что даже не ранен, сбросил с себя оцепенение.

— Ах, ты…

Он кинулся на Искина. Правда, не успел и этого: второй выстрел закрутил его волчком, а третий, когда он упал на племянника Альфреда-Вальтера, оборвал жизнь. Какое-то время Искин в упор смотрел на выбритое и мертвое лицо, застывшее в злобной гримасе с приподнятой верхней губой, потом вспомнил, где его видел.

Он покупал мясной пирог для Стеф, когда в пекарню По вошел этот, потом назвавшийся Виктором Раухером. И еще, помнится, пообещал всех чистых китайцев сделать грязными. Вот, значит, какие люди хотят творить историю.

Опираясь на мертвеца, Искин поднялся.

— Виктор! — донеслось с улицы. — Виктор!

Искин усмехнулся. Он выбросил «беретту» и подобрал с пола компактный «зауэр» Раухера, зарядил магазин. Боль в правой руке поднялась до плеча, но притихла. Его мальчики, полные свободы юниты, восполняли свое количество.

Искин знал, через пять-десять минут станет совсем дурно. То, что его шатает сейчас, еще цветочки. Когда-нибудь малыши его сожрут. Да-да. Он поискал взглядом и увидел на полу у стола бутылку с вином. К его удивлению, она не разбилась.

Пробку — вон. Запрокинув голову, Искин сделал несколько глотков. Краем глаза он смотрел, как

мертвый Альфред-Вальтер, скособочившись, сидит в кресле. Что-то никому юниты пользы не принесли. Ни Кинбауэру, ни Берлефу, ни Карлу Плюмелю, ни вот ему.

— Виктор!

Искин вздохнул и пошел спускаться. Ему не хотелось, чтобы человек с чемоданом капсул плюнул на напарников и уехал. Если уж заканчивать дело, то сейчас. Очень хороший день, почти со всем разобрался.

— Виктор!

— Иду, иду, — прошептал Искин.

Он вышел из здания. Метрах в десяти, сразу за бесформенной фигурой выпавшего из окна Ойгена, разворачивалась к выезду светлая «шкода». Лукас все же решил не ждать своих подручных. Это было расчетливо и благоразумно. Хотя и малодушно. Искин заступил взревевшему автомобилю дорогу.

Спусковой крючок сработал впустую. Только сейчас Искин сообразил, что, видимо, вставил пустую обойму и не заметил этого. «Шкода» надвигалась. За лобовым стеклом белело сосредоточенное лицо водителя. Лукас с чемоданом казался тенью на заднем сиденье.

Мальчики, обратился к юнитам Искин, давайте-ка второй раз.

«Зауэр» выскользнул из пальцев. Ладонь открылась в сторону автомобиля. Тяжелые крылья, две фары, вытянутый капот с массивной решеткой радиатора надвинулись, размазались во времени, движение «шкоды» соединилось с дыханием, с током юнитов под кожей, с золотистой полосой солнечного света на камнях.

Лишь бы не вхолостую, успел подумать Искин.

В следующий момент пальцы взорвались кровью, ошметками мяса, облетели до голых фаланг. В полутора метрах от Искина «шкода» словно впечаталась в невидимый столб, зад подлетел вверх, водителя в дожде осколков выбросило через лобовое стекло на капот и под ноги, где он застыл нелепым, неподвижным мешком, Лукаса с заднего сиденья перекинуло на переднее, приложило головой о рулевое колесо и приборную панель, затем под силой тяжести зад с грохотом, звоном, треском опустился обратно.

Искин закричал.

Он упал и поднялся, прижимая изувеченную руку к животу. Казалось, он сунул ее в огонь. Боль ходила по телу, стучалась в голову. Белели костяшки. Юниты пережимали сосуды. Им было страшно, но они знали свое дело. Искин кричал и стонал. И ковылял к «шкоде». Открыл дверцу, левой рукой выволок мало что соображающего Лукаса. У мужчины был сломан нос и порвана щека, возможно, выбито плечо и сломаны ребра. Искин добавил ему в живот ногой. Счастья тебе, урод!

— Где портфель? — крикнул он в зажмуренные глаза.

Плюнул, пошел искать сам. Его трясло. В ушах шумел океан. На передних сиденьях чемодана не было. На задних тоже. Искин нашел его, только обойдя автомобиль. Чемодан вывалился через окошко в задней дверце. По иронии судьбы все десять стеклянных капсул, переложенные какими-то тряпками, уцелели.

Он расколотил их тут же. Брал каждую и с размаху бил о булыжники, отворачивая лицо от осколков. Десять капсул — десять мокрых клякс и миллион осколков. Потом Искин на какое-то время выключился и очнулся уже метрах в пятидесяти от «шкоды». Кажется, он шел к такси. Кисть правой руки была замотана тряпкой из чемодана.