Евгений Красницкий - Кузнечик [litres]

– А пластина? – Кузьма вспомнил, как Лавр делал эти серёжки. – Батя с ней долго маялся, пока отшлифовал.

– Зачернить. Тогда то, что пластина помята, будет незаметно. Видишь, тут серебро уже потемнело и выглядит, как грязь. А если всё начернить, а узор до зеркала сполировать, будет выглядеть нарядно. Даже лучше ещё, чем сейчас.

– Если лучше, Анька ругаться не станет. Скажу, сам Ельке велел принести, чтоб почистить, да и Анька просила как-то. Давай делай.

Тимка принялся раскладывать инструмент. Киприан, уже принявший Кузнечика за авторитет в кузнице, насмешливо лыбился, наблюдая за округлившимися глазами Гавриила. Тот перехватил взгляд и насупился.

Тимофей достал несколько запечатанных малюсеньких кувшинчиков, которые дед почему-то называл пузырьками. Затребовал пару глиняных мисок, насыпал в каждую немного порошка и добавил воды. Поставил на угли с краю горна и попросил снять, когда станет горячим. Бурчащий, но любопытствующий Гаврюха пристроился следить.

Кузнечик уложил обе серьги на железную пластину, подхватил клещами и понес к горну. Киприан встал к мехам. Кузьма с любопытством наблюдал, как двенадцатилетний пацан, не произнеся лишнего слова, пристроил его подмастерьем к работе.

– Медленно. Ещё медленней… – мальчик плавно повел рукой, задавая ритм. – Меха не дуть, дышать должны.

Угли потихоньку начали разгораться, железка, на которой лежали серёжки, медленно наливалась вишневым светом.

Кузьма пристроился сбоку и ловил каждое движение.

– Сгорит. Как есть сгорит, – одними губами прошептал Гаврюха.

– Не… – Кузнечик не сводил глаз с сережек. – Не сгорит. А вот рассыпаться может.

Быстрым движением Тимка вынул пластину из огня и стряхнул серёжки в миску. Вода с разведенным в ней порошком резко зашипела. Не ожидавший этого помощник отпрянул. Тимка вернулся к столу, подхватил медные щипцы и протянул Гаврюхе.

– Руками туда лазить нельзя, – пояснил он. – Только пинцетом. Вот так. Когда отбелится, надо промыть и на тряпице высушить. А я пока амальгаму приготовлю.

Мальчишки столпились у миски и, неумело ковыряясь пинцетом, по очереди доставали серёжки из раствора. Елька путалась у них под ногами и требовала показать – не испортилось ли?

– Ага, значит, отбел? – Кузька вспомнил название проводимой операции. – И впрямь серебро белое, как молоко, стало. А из чего он?

– Он разный бывает, – откликнулся из-за стола Тимка. – Этот из соли и винного камня.

Гаврюха, пытаясь пользоваться пинцетом, выполоскал серьги в кадушке, уронил, достал рукой, засунул обратно между губками пинцета и направился к столу, вокруг которого уже собрались все остальные. Елька уселась на свой табурет и внимательно следила за Кузнечиком.

А работал он и впрямь ловко. Перво-наперво, не допуская ни одного лишнего движения, он выровнял пластину на куске свинца. Затем тонким пинцетом уложил проволоку так, чтобы узор повторялся без всяких искажений. Натертая амальгамой пластина масляно поблёскивала. Несколько вздохов меха, и проволока прочно приварилась к поверхности пластины. Снова отбел, лёгкие удары молотка, и рядом с наковаленкой легли две уже не плоские, а слегка свернутые полукругом пластины, на которых прочно сидел проволочный узор.

Из второго пузырька Кузнечик добавил порошок в миску с горячей водой – противно завоняло тухлыми яйцами. Бросил туда серёжки, Елька ахнула: они мгновенно стали черными. Мастер аккуратно прополоскал их в воде, просушил тряпочкой, а затем ею же набрал белого порошка и принялся начищать проволочный узор. Там, где он тер, чернота уходила, появлялся серебристый блеск металла, красиво выделяясь на остававшемся черным фоне. Елька протянула было руку потрогать, Кузнечик глянул и улыбнулся. Она смутилась и руку убрала.

– Трогать нельзя. Рано ещё.

Взял другую тряпочку, намотал на палец и макнул в третий кувшинчик, с тёмно-красным порошком. Серебристый металл начал зеркально блестеть, отбивая свет мерцающими искрами. Елька смотрела на серёжки округлившимися глазами – такими нарядными, со сверкающим рисунком на тёмном фоне она их не видела.

Тимка потянулся за теми самыми щипцами с круглыми губками, что вчера так удивили Кузьму. Несколько аккуратных движений, и две откушенные от мотка проволочки изогнулись аккуратными подвесными крюками.

– Ловко, – Кузьма повертел в руках щипцы, названные Тимофеем круглогубцами. – Это ж сколько надо инструмента, чтоб на каждую работу свой был?

– А что, Евлампия, зарядка уже закончилась? – от чуть насмешливого властного голоса Елька, подпрыгнув на табурете, соскользнула на пол и, казалось, подумывала, чтобы спрятаться под столом.

Тимка обернулся. У входа, чуть прислонившись к косяку, стояла высокая женщина, наряженная в платье того же самого странного покроя.

«У них что, все бабы так одеваются? Вон и Ельку под мальчишку вырядили. Хотя та бабища, Верка, кажется, вчера оделась по-человечески. А может, у них боярыням так положено?»

Тимка оглянулся на забывшую дышать Ельку.

«Точно, боярыня. Вон, стоит и меня разглядывает, а про девчонку вроде как и забыла. Ага, как же!»

Тимка все хитрости наказующей длани мастеров изучил собственной задницей, так что…

«Интересно, драть будут? Вряд ли… Елька девчонка и одета тоже странновато, значит, не из простых. Меня драть не за что, разве что мог дорогую вещь запортить. Ну, так не запортил же. И потом, я не сам, а с разрешения Кузьмы. А Кузьма… Он Кузьма Лаврович, таких не дерут. Значит, просто влетит. Причём только Ельке».

– Это и есть вчерашний найдёныш? Кузьма, что ж ты порядок нарушаешь? Его сначала Юлия должна осмотреть, а ты его сразу к работе приставил. Да ещё голодного! – боярыня внимательно изучала Тимку, как будто прикидывала: ну и что мне теперь с тобой сделать?

«Ой, влипли…»

Ситуацию, когда деда обратился к одному, спрашивает с другого, а смотрит на третьего, Кузнечик не любил больше всего, поскольку означала она только одно: влетит всем. Выход-то Тимка из неё знал, но раскрывать рот ой как не хотелось – прогонят ещё, и так неясно, что с ним будет. А в кузне хорошо… С другой стороны, два огромных девчоночьих глаза метались между Тимофеем и Кузьмой и почти в голос умоляли – ну сделайте что-нибудь, ну вы же мальчишки!..

Тимка вздохнул. Выход тут один – вину должен взять тот, кто ну нисколечки не виноват. И чем это неожиданней, тем лучше. Тогда если и не пронесёт, то не так нагорит.

«Ладно, назвался Кузнечиком, придётся прыгать. Как там папка учил? Надо сделать шаг вперед, тогда противник станет смотреть на тебя и забудет про остальных».

– Это я… сам… Не знал, что нельзя…

– Что?

Есть! Тётка опешила, теперь надо срочно закреплять успех. Тимка принял свой самый виноватый вид.