Евгений Красницкий - Кузнечик [litres]

– Кузнечик? Хм… Да уж, Кузнечик. И с мелкими у него всегда хорошо выходит, – Медведь встряхнулся. – А беги-ка ты, Кузнечик, к Вощанику. Лес ему покажи, ты ж тут уже всё знаешь. Может, утку раздобудете, а то разговор у нас тут долгий наметился. Да не бойся, мы тебя не бросим.

– Деда умер. И папка тоже, да?

– Папка не умер. Болеет крепко, но жив Мастер. Очень о тебе беспокоится. Будет судьбе угодно, свидитесь скоро. Только ты и сам понимаешь – судьбу не загадаешь, но помочь ей можно. А чтоб ей помочь, – осадил он вскинувшегося мальца, – побудь пока в крепости, покажи, чему научился, ты ведь уже многое умеешь? Так надо. Дядька Аристарх сказал же, что не обидит.

На обратном пути Аристарх с удовольствием наблюдал за изрядно повеселевшим Кузнечиком. Если мальчишка и раньше проявлял живость характера, то теперь, когда с его плеч спал невидимый груз, начал прорезаться тот самый шустрый и деятельный паренёк, о котором упоминал Медведь. М-да… Гроза мастерских и закрытых амбаров. За ногу, конечно, привязывать не надо, всё ж военная крепость, там и не таких орлов обламывали… Вот только обламывать его нельзя. Вся ценность в нём как раз в таком, необломанном. А к порядку привести – так за то Медведь и сам просил.

Весь последний час Тимофей, умаявшийся от постижения тонкостей охоты на уток, вываливал на Аристарха новости последнего года своей жизни, особенно тщательно обрисовывая свои взаимоотношения с мастерами и, понятное дело, с мастеровыми мальчишками. Аристарх, явно возведенный в ранг кого-то вроде деда, с интересом слушал и, оправдывая оказанное ему нешуточное, по пацанячьим меркам, доверие, поддерживал беседу, потихоньку направляя разговор к интересным ему вещам, по ходу сравнивая рассказ с тем, что говорил Медведь. Не прост, конечно, командир лесной нечисти, вон как про Тимкиного отца ввернул! Привязывает, значит, мальца к своей стороне. Ну да ничего, на такие ходы у старосты и свои ответы имелись. Подумать только надо. Крепко подумать, что со всего этого Ратное взять сможет. И как ему, старосте, этим знанием распорядиться.

По возвращению в крепость Тимофей получил короткое «Свободен», что при детальной расшифровке оказалось «Двигай на кузню, там мелкие, займи их чем-нибудь полезным». Возле кузницы, действительно, оказалась вся младшая команда, включая Савушку и Митяя, которые кучковались чуть в сторонке под присмотром бдительной Красавы. Недоставало только складских мальчишек.

– Так на складах они. Добро всякое у ратнинских принимают и по полкам рассовывают, – объяснила Елька. – Ну, которое не надо. И подводы в Ратное собрать – гонец приказ привез. Работы много, а до вечера управиться надо.

– Значит, и мы на склады, – решил Тимка, вручая подаренную Вощаником свистульку Митяю, чтоб Савве не завидовал.

«А занятная эта штука, свисток, – подумал Макар, проводив взглядом сорвавшуюся с места детвору, – особенно вон тот, с шариком. Ишь какую пронзительную трель выводит! Девкам на стены, что ли, дать? Случись тревога – мёртвого подымет».

Большинство ратнинских начали собираться домой ещё с вечера, а утром уже и уехали. Остались только те бабы, что родили уже тут, в крепости. «Ляльки», – вспомнились слова деда. Крошечные, сморщенные, а орут – закачаешься. Перед таким талантом Тимка мысленно снял шапку. Так громко, а самое главное, так долго могла орать только соседская свинья, когда начинала подозревать чего худого. Но лялечки на поросят не походили нисколечко, они были куда интереснее.

«Неужели и я когда-то так умел? Не, наверное, я был хорошим, иначе куда тогда голос делся?»

К роженицам из Ратного примчались отцы этих лялечек. Глядя на их одуревшие физиономии, Тимка новорожденным по-доброму позавидовал: «Папки приехали». Вместе с папками приехал и отец Симон.

Священник из Княжьего погоста был совершенно не похож на отца Михаила, с которым Тимка разговаривал на похоронах деда. Тот был… Казалось, дух у него уже улетал, да чисто случайно за тело зацепился. Так они и жили – дух летал высоко, почти в горних высях, и изо всех сил рвался дальше, а тело его кашляло, корчилось в судорогах, но не могло оставить какое-то очень важное дело. Дух и не спешил. Он терпел.

Отец же Симон был совсем другим. Не сказать увесистый, скорей – весомый, двигался размеренно и степенно, не вызывая, впрочем, никакой неприязни. Скорей даже симпатию, потому что от беседы с отцом Михаилом оставалось неизбывное чувство вины, а вот отец Симон… Он умел утешить. Просто потрепал вихрастую шевелюру, и стало как-то легче. А то, что кругленький и лоснился, как колобок – так это от поста, наверное.

Пост, который внук соблюдал вместе с дедом, он любил особо. Пироги с грибами, пироги с капустой, пироги с яблоками… От тех, что с рыбой, и вовсе не оторвёшься – съедалось столько, сколько давалось, а давалось столько, что на орехи в меду смотреть и вовсе тоскливо: съел бы всё, но там уже рыба… Судя по всему, отец Симон пост тоже очень любил.

Вызванный к священнику, Кузнечик бодро оттарабанил Отче наш и Символ Веры, слегка поблудил вокруг заповедей Божьих, нисколько не сумняшеся в четвёртой, прибавил к субботе ещё и воскресенье, и поинтересовался: можно ли заменить в десятой вола козой, а то вола он даже не видел, в слободе их нету…

На предложение священника покаяться в грехах Кузнечик вначале задумался, а потом признался, что крепко злоумышлял против соседского петуха, который регулярно разорял лично взращиваемую Тимкой на пришкольном участке грядку с горохом. А так вроде ничего больше – на чужую жену не посягал, а осел у Тимки и свой есть. Ну, почти свой, он ещё и дедов. Слегка поспорил с отцом Симоном, что лености он и в субботу не предаётся, а в воскресенье так и вовсе. Согласился с тем, что злоумышлять на петуха – это всё равно, что желать зла соседу. Крещение своё мальчик помнил весьма смутно, единственное, сказал, что дед всегда сетовал, что крестили его не совсем правильно.

По выходе из помещения отец Симон объявил, что никаких препятствий для немедленного крещения он не видит, так что если раб Божий Тимофей согласен, что его крёстными станут воин Макар и наставница Арина, то послезавтра, вместе с лялечками, всё и сделают. От восторженного визга Любавы у Кузнечика поначалу заложило в ушах, но, взглянув на сияющую рожицу обретённой сестренки, он и сам расплылся в счастливой улыбке. Мальчишка посмотрел вначале на Арину, потом на Макара и, дождавшись утвердительного кивка, ответил, что всё очень здорово, особенно обретение мамы, которой почти никогда не было, и сестры, которой и вовсе не было никогда. Арина переглянулась с прослезившейся Веркой, но ничего не сказала.

Вторым событием дня стало возвращение из Ратного десятка гонцов под командованием Елькиного брата – Семёна. Мальчишки, получив долгожданную команду «Вольно! Р-разойдись!», тут же, в ожидании обеда, умчались на гульбище и, почти задыхаясь от гордости и возбуждения, рассказывали всем желающим подробности обороны Ратного от находников.