Евгений Красницкий - Кузнечик [litres]

А чтоб не так скучно было, с Кузнечика стребовали продолжение рассказа про приключения Луки и его отца Дариуса Ветра. Мальчишки, что называется, на сериал подсели плотно, а девчонкам не обидно, потому что им такие сказки не нравятся. Ну, наверное… Зато отрокам, особенно старшим, из лесовиков, потерявшим семьи, история о воинском ученике, забранном из дому и противостоящем собственному отцу, оказавшемуся важным воеводой аж в империи, душу грела.

Вот посередине этого неспешного, но увлекательного времяпровождения в дверях кузни и были замечены двое «шпиёнов» из Сенькиного десятка, которые уже некоторое время стояли у раскрытых дверей кузни и, развесив уши, слушали Тимофееву сказку.

– А вам тут чего надо? – прищурившись, поинтересовался Леонид. – Почему не с десятком?

Мальчишки чуток смутились, но вспомнили себя быстро.

– Велено с кухни ножи забрать и в кузню мастерам на заточку отнести! – подтянувшись, отрапортовал старший и звякнул довольно объёмным свёртком.

– Ну так и заходите, – распорядился Леонид и под хихиканье всех остальных добавил: – Чё стоите, как не родные?

На мерное течение жизни кузни появление «шпиёнов», впрочем, никак не повлияло. Тимка под редкие комментарии мальчишек продолжал и свою сказку, и свою работу, остальные тоже не спеша, но аккуратно работали, разве что Леонид отложил лекарский инструмент и правил Плавин «свинорез». Пришедшие мальчишки пристроились в сторонке и мялись, не решаясь встрять в беседу.

– Ну, спрашивайте уже, чего чешетесь? – впрямую задал вопрос Леонид. – Сейчас последние порты изъелозите, а нам тётка Верка голову оторвёт.

Взгляды всех присутствующих дружно скрестились на Сенькиных подопечных, и иного выхода, как задать мучивший вопрос, у тех не осталось.

– А правда, что Кузнечик шагающую телегу сделать может? – наконец, собравшись с духом, спросил младший.

Вот теперь все взгляды переместились на Кузнечика. Тимка удивился извиву логики, исходя из которой получалось, что описанный в сказке шагоход он для имперцев делал лично, и только после этого осознал глубину подставы. Особенно если посмотреть на ухмыляющуюся Леонидову физиономию, которая почти в голос спрашивала: «Ну и как ты будешь выкручиваться, главный по кузне? И только попробуй сейчас себя уронить!»

Тимофей задумался. Вот как сказать, что не может, и авторитет не потерять? Разве что… Тимка вспомнил свой старый разговор с Юркой Журавлёвым, когда тот объяснял ему разницу между тем, что знаем и что умеем. А что и можем.

Юрка поудобней устроился в кресле.

– Понимаешь, в мире вокруг нас носится море идей, как сделать что-то . В любой момент мы можем придумать, как сделать всё, что угодно. И как плавать быстрей всех, как нырять глубже всех и как летать выше всех. Но в конце концов всё упирается в то, что надо не только придумать. Надо ещё и сделать. А это требует времени, потому что для того, чтобы сделать что-то, нам приходится сделать то, что нужно сделать до этого, а ещё – придумать, как , создать инструмент, найти материал. Вот смотри, ты научился сейчас шлифовать камень. А стекло можно?

– Можно, конечно, – ответил Тимофей, – ты ведь шлифуешь. И ещё гранишь.

– Верно. Но чтоб огранить стекло, его надо сначала получить. Причём прозрачное, чистое и с красивым цветом. Сколько Феофан с отцом над ним уже бьются?

– У-у-у!.. А делают всё равно мало.

– Точно. И мало потому, что надо выяснить, какой материал, где его брать, как очистить сам материал, а прежде того – как очистить те кислоты, которыми чистим материалы. И всё это по чуть-чуть. А вот чтоб нам с тобой стать богатыми – богаче всех, нам надо не чуть-чуть – нам надо много, очень много. И ты думаешь, что все вокруг будут спокойно смотреть на то, как мы будем богатеть, а они – разоряться? Только и это ещё не всё.

– А что?

– Стекло мы научились шлифовать просто. Зелёный камень – малахит, что ты делал, тоже просто – песком. Не всяким, конечно: белым, острым, да ещё пришлось научиться отмучивать и шкурку для шлифования придумать. Один клей чего стоил, чтоб в воде не размокал. А вот камень покрепче – этот фиолетовый, к примеру, песком уже не выйдет.

– Ты говорил, я помню. Это аметист, он из такого же материала, как этот песок. Так вы ж наждаком придумали.

– Придумали. Но этот наждак надо было найти. И придумать, как его измельчать и получать из него разные порошки. Как полировать, мы сразу знали, по стеклу ещё, а вот чем – пришлось искать, заказывать, привозить, ждать. А станков сколько переделали – руками-то его не пополируешь. И вот он – видишь, как играет? Дорог, очень дорог, но вот сделать таких много мы не можем. Только изготовление порошков – целое дело. И машины, и мастеров обучить.

– И украдут, – Тимка поморщился и почесал макушку.

– Это повезет, если украдут, – Юрка бросил взгляд на свои ноги. – Убьют. Если повезет – просто убьют.

Тимка отвел глаза. Наступила неловкая пауза. Юрий прямым родичем Тимофею не был, но два боярина – Сан Саныч Журавль и Данила-Мастер были дружны с самой юности и почти никогда надолго не расставались, так что и Тимка почитал сына Журавля за старшего брата. Да их частенько так и называли промеж собой – Старший и Младший. Вот только одна беда была с ним.

Родился он далеко, так далеко отсюда, что Тимофей, даже зажмурившись, не мог представить, где это. Далёкое Булгарское ханство, откуда родом и его, и Тимкина мать, и дед, и ещё мастер Дамир. Почему оттуда пришлось быстро уносить ноги, мальчишке не рассказывали, но вот что во время этого побега упал с коня и покалечился совсем маленький тогда Юрка Журавлёв, стало и для Сан Саныча, и для только что женившегося Данилы большим ударом. А мать Юрия… Не удалось ей уйти из того далекого ханства.

Мальчишку спасли. Молодая женщина, ведьма, выдернутая из-под расправы селян, подстрекаемых священником, и выходила его. Вот только ходил Юрка очень мало и очень редко, передвигаясь в основном на специально сделанном для него кресле с огромными колесами.

Когда родился Тимка, а особенно после смерти его матери, вечно занятые какими-то срочными и важными для всех делами Журавль и Данила часто оставляли малыша на Старшего и его сиделку. Юрка взял на себя присмотр за Младшим. Непоседливый, весёлый и живой Тимофей был ногами, ушами и глазами увечного подростка. А сам он стал для мелкого мальчишки сначала рассказчиком, потом одним из самых важных наставников и учителем.

А ещё – Тимкиной совестью. Потому что, когда Тимофей, ставший к тому времени вместе со своей ватагой грозой спокойствию всех мастерских, не знал, как поступить, он приходил к Старшему. Прямой совет, как обычно давали Журавль с отцом, Юрий давал редко, но, уходя от него, Тимка всегда понимал, как поступить правильно.