Amazerak - Барчук

Обращались с нами тоже плохо. Бригадир наш, Ерофей, тем, кто отлынивал или сильно косячил, в зубы бил без разговоров. Пару раз я видел, как он гонял подчинённых. Да и без мата редко к кому обращался. С одной стороны, было не привыкать: в армии всякие командиры попадались, а с другой — досада брала. Вроде боевой офицер, горячую точку посещал, на войне смертью храбрых пал, а тут — на тебе! Опять мальчик на побегушках. Духом себя почувствовал, словно в армию первый год служить пришёл. Но в армии-то я знал, что делать и зачем. Там я Родину, вроде как, защищал, а тут?

Зато я сдружился с формовщиком Витькой Соловьём. Часто болтали в обед или когда время выдавалось. От него я узнавал понемногу о житье-бытье местных рабочих и о том, что оказывается, здесь, на Арзамасском металлургическом, не так уж и плохо по сравнению с другими предприятиями. А однажды Витька поделился своей мечтой: он давно хотел уйти с завода, купить грузовик и работать на себя, перевозками заниматься. Уже четвёртый год на машину копил.

Я тоже продолжать эту канитель не имел никакого желания. Разные в голове крутились мысли: спортзал открыть свой, давать уроки бокса. Никогда этим не занимался и не знал, насколько у местной бедноты оно окажется востребованным, но ничего другого, чем можно заработать на жизнь, я не умел. Пока деньги есть, стоило попробовать.

Теперь я прекрасно понимал Рыжего с его товарищами, почему они решили коммерцией промышлять, пусть и незаконной. На заводе перспективы были так себе, а пацаны хотели жить, хотели зарабатывать, а не убиваться за копейки, как их отцы. Там — безжалостный и беспросветный труд, а тут — деньги и перспективы. Правда, этот путь тоже мог привести в могилу раньше времени, но парни то ли не понимали этого, то ли просто не хотели об этом думать.

Одним словом, я твёрдо решил доработать месяц, получить свои двадцать рублей и свалить с завода, чтобы пробовать другие способы заработка.

Вот только жизнь внесла свои коррективы.

Был дождливый летний вечер. Я вместе с Николаем и его семьёй ужинал после очередной смены. Всё тело болело уже третью неделю подряд. Тренировки и изнурительный физический труд давали о себе знать.

Сегодня Николай был особенно угрюм. И причина на то имелась веская.

— Уже второй раз за год хлеб дорожает, — ворчал он, — а жалование поднимать не хотят. Что-то слух пошёл нехороший: в этом месяце опять выплаты могут задержать.

— Ох, как же задрали, — вздохнула Ольга.

— И не говори, ну вот что это? И выходные до конца года отменили. На Успение даже не отпустят.

— Да совсем обнаглели, — поддакнула супруга.

— Заказы сейчас пошли. Военные все. Гусеницы для танков, пушки. В пятом цехе бронелисты льют. Готовятся к чему-то. Их дело, конечно, но и жалование поднять надобно. А то словно крепостные горбатимся.

— И жалование, и выходные нужны, — поддержал я разговор. — Что-то у вас тут совсем дико.

— А где по-другому? — буркнул Николай. — Я вот не слышал, чтоб где-то иначе было. На государевых заводах, разве что. Но они далеко.

— Надо делать что-то, — пожал я плечами. — Бастовать пробовали? Требовали?

— Деловой больно, смотрю, — хмыкнул Николай. — Бастовать. Но есть правда в твоих словах. Мы с мужиками думаем с челобитной пойти в этом месяце, чтоб жалование чутка хоть прибавили. А то совсем не продохнуть. Аренда растёт вон, хлеб дорожает.

— Что? — нахмурилась Ольга. — Опять? Может, не надо? Как прошлый раз закончится ведь.

— Посмотрим, — Николай насупился и, уставившись в тарелку, принялся с жадностью поглощать варёную картошку.

— Смотрите там осторожнее, — не унималась супруга. — Сходка-то уже была? А ну как уволят?

— Нет ещё. Завтра или послезавтра, — нехотя ответил Николай, не прекращая есть.

— Ты смотри там… Опять же бить будут!

— А что за сходка? — влез я в разговор. — И кто кого бить будет? За что?

— Ой, ты Миха, только не лезь, — отмахнулся Николай. — Дела это серьёзные. Ты новенький. Если начальство прознает, что на сходку пошёл, выгонит и жалование не выдаст. Так что сиди уж.

— Кто бить будет? — добавила Ольга. — Да бандиты, кто же ещё? Как мужики с челобитной идут к руководству, так их потом на улице ловят и мутузят до полусмерти. Вон, в прошлом году ходили, Тихона из соседнего дома, порешили. Так отдубасили…

— Всё, — гаркнул Николай, стукнув кулаком по столу. — Хорош трепаться. Никто никого не побьёт. И уволить — не уволят. Думаешь, много специалистов-литейщиков в городе? Раз-два и обчёлся.

Ольга умолкла, хотя по лицу было видно, что думы её гложут тяжёлые.

Поужинав, я поблагодарил хозяйку, и уже хотел идти на боковую, но тут в дверь кто-то забарабанил.

— Кто там? — рявкнул дядя Коля, поднимаясь с места.

— Дядь Коль, а Мишка дома? — зазвучал ребячий встревоженный голос. Это был Проныра.

— Сейчас! — я поднялся и открыл дверь.

— Барчук, идём скорее, — парнишка был запыхавшимся и мокрым от дождя. — Там твой зал разнесли, Бульдога и Медяка побили. Пойдём скорее!

— Кто? — удивился я, но Проныра только и твердил: пойдём, да пойдём.

Я накинул кепку и сюртук, ещё не просохшие после пути с работы, и вышел под дождь. Был вечер, сгущались сумерки. На нашей улице горели три фонаря. По размокшей грунтовке в клубах пара пронеслась старая легковушка, ослепив нас ацетиленовыми фарам.

Мы быстро добежали до заброшенной больничной территории. Но даже за эти несколько минут я успел промокнуть до нитки.

В подвале меня уже ждали Рыжий и ещё несколько ребят. Бульдог и Медяк сидели на матах, утирая кровь из носа, лица опухли от побоев. Не менее плачевную картину представлял и сам спортзал: маты, мешки и остальной инвентарь были порезаны и распотрошены.

— Люди Кулака приходили, — объяснил Рыжий. — Всё сломали, как видишь. Парни говорят, их Сапог привёл. Ну, помнишь, которого ты три недели назад избил?

— Стуканул, гнида, — сплюнул Медяк.

— Сапога-то помню, — сказал я, осматривая уничтоженное имущество. — А вот про Кулака слышу первый раз.

— Он в городе пару спортзалов держит.

— А от меня-то ему что понадобилось?

— Его люди сказали, — проворчал Бульдог, поднимаясь с порезанного мата, — что ты на его территорию влез без разрешения. Сказали, если ещё раз увидят, руки и ноги нам переломает, а тебя шею открутят. Нельзя без его ведома в городе такие заведения открывать.

— Вот же ж паскуда! — я стиснул зубы от злости. — И Сапог этот — гандон малолетний. Отомстить решил, значит… Ох поймал бы я его…

— Да, сволочь, — согласился Рыжий. — Натравил гад. А так ведь всё хорошо начиналось. Но с Кулаком шутки плохи.

— Да пошёл он! — горячился я. — Кто он такой-то? Какая разница, что он держит? За беспредел ответить должен.