Александр Барышев - Южно-Африканская деспотия [СИ]

Так как Боброву предписано было спать на спине, а женщины располагались по бокам: Златка слева, а Апи справа, то выскользнуть из их объятий было задачей практически непосильной. Но Бобров справился. Такой фокус он проделывал уже не единожды, аккуратно проскальзывая под покрывалом в сторону изножья кровати, где не было спинки. Извиваясь как змея, но только в вертикальной плоскости, Бобров сначала зацепился за край кровати пятками, потом голенями, ну а потом и руками. Заботливо поправив покрывало, он подождал реакции девчонок. Первой

отреагировала Златка. Не найдя никого рядом, она забеспокоилась и стала шарить рукой, пока не наткнулась на Апи. Тогда она придвинулась к ней и, ощутив тепло ее тела, успокоилась и опять ровно задышала. И все это она проделала, не просыпаясь.

Бобров подождал немного, взял с подоконника «Летопись», уселся на освободившееся место, зажег маленькую лампочку, сделав так, чтобы свет не попал на спящих, и погрузился в чтение.

…А двадцать второго июня усадьбу с дружеским визитом посетил Смелков. Сказать, что он был потрясен увиденным, значит, ничего не сказать. Он как сомнамбула бродил по дому и окрестностям, благо, наткнуться было не на кого и не на что, потому что и люди и мебель отсутствовали. А когда его повезли в город, Бобров серьезно опасался за целостность его мозгов, которые едва не вскипели. Но тут, слава богам, подвернулся Никитос и Юрка, обнаружив родственную душу, стал адекватнее относиться к окружающим его реалиям четвертого века до новой эры. Результатом Смелковского вояжа стало оживление торговли между временами, а к экспорту Херсонеса прибавилось еще и оливковое масло.

Бобров наконец-то смог заняться любимым делом — деревянным судостроением. Ну, во-первых, оно ему нравилось, а во-вторых, другого материала здесь не знали. Самым удобным местом оказался берег бухты за усадьбой. У него был только один недостаток — он был высоким и Боброву пришлось приложить максимум усилий вкупе со знаниями из технической библиотеки, чтобы соорудить и верфь, и спускное устройство. А когда все это было сделано в сжатые сроки (потому что, когда деньги есть, все сроки становятся сжатыми, а деньги, благодаря налаженной торговле, были), насытил верфь электроинструментом, завезя генератор, набрал персонал, который сначала шарахался, считая все новшества порождением Аида и Тартара. Но Бобров тенденцию переломил, свалив все на Гефеста, и дело пошло. Через месяц Вован оставил свой бот и, перейдя через портал, возглавил маленький флот поместья.

К концу ноября корабли уже имели железный фрахт и в преддверии зимних штормов отправились в вояж по Эвксинскому Понту.

Бобров перевернул страницу с завершающей записью за тысяча девятьсот девяносто второй год. Но вместо девяносто третьего года увидел триста тридцать восьмой год до новой эры.

— Ишь ты, — удивился он. — Не зря, значит, деффки куролесили в будущем времени.

… Триста тридцать восьмой год ознаменовался поворотным для Греции событием. Греки и до этого не жаловались на спокойную, размеренную жизнь. Так, за год до этого разразилась четвертая Священная война из-за обвинений в святотатстве. Кого и в чем греки могли обвинить с таким пантеоном, было делом вторым. А вот Филипп Македонский с большой охотой откликнулся на призыв эту самую войну возглавить. И тут же занял Златою, что в Фермопилах. Афины всполошились. Ихний Демосфен поставил всех на уши, в кои-то веки сколотив из Афин и Фив, а также Коринфа, Мегары и Эвбеи военный союз. Спарта традиционно это дело проигнорировала.

В триста тридцать восьмом году при Херонее в Беотии произошла решающая битва. Объединенная греческая армия была разбита до совсем. Часть афинян с поля боя смылась, в то время как священный легион семивратных Фив стоял до последнего в прямом смысле. Филипп Афины пощадил, а вот к Фивам отнесся жестко, часть населения перебив, а оставшихся продав в рабство. Кстати, в битве при Херонее впервые продемонстрировал свой полководческий талант, командуя левым флангом, будущий царь Александр…

Материал, посвященный тысяча девятьсот девяносто третьему году, оказался небольшим. И то, событий в этом году было немного. Прямо скажем, очень немного. Но зато каких. Зима для поместья прошла тихо и спокойно. Жили на созданных запасах. Поставки рыбы и оливкового масла прекратились, потому что в такую воду нырять можно было только самоубийце. По той же причине закрылась и лавка Никитоса. Правда, продолжала функционировать Бобровская верфь и ее изделия охотно разбирали в преддверии весенней навигации, тем более, что цены у Боброва были не в пример. С верфи, да с запасов Андреева вина и кормились. Не жировали, конечно, но и впроголодь не жили. И даже войско пополняли. И его командиру всю зиму была работа. И, как выяснилось, не зря.

Вести о готовящемся набеге пришли где-то в середине февраля. Обитатели поместья могли бы удрать под защиту городских стен, но потом пришлось бы все восстанавливать практически заново, и Бобров решил защищаться. Тем более, что грозила не полномасштабная война, а обычный грабительский набег. Правда, очень уж многочисленный. Усадьбу стали готовить к обороне. Как это бывает всегда, все доделать не успели, когда появились скифы. Женщин отправили кораблем в город, а немногочисленные защитники вышли на стены.

Скифов удалось отбить, применив технику двадцатого века. Очень помог херсонесский стратег, выведя городское войско за стены в самый подходящий момент. Его демарш, собственно, и решил исход осады. Так что и почести ему воздали вполне заслуженно.

Скифы слегка разорили Андреевы виноградники, по поводу чего он очень сокрушался, но зато не тронули верфь и пристройки. Вернее, им не дали тронуть. А тут как раз открылся межвременной мост, и поместье стало ускоренными темпами богатеть. Причем настолько быстро, что Бобров решился даже позволить себе недельный отпуск с посещением родного времени. Он даже взял с собой Златку, чтобы той не было скучно. Втайне он хотел, конечно, похвастаться перед наивной девочкой.

Читая это место, Бобров фыркнул, но вынужден был признать, что было и такое.

Ну что ж, и похвастался тоже.

На этот раз поместье встретило зиму, будучи к ней гораздо лучше подготовленным. С перестроенной усадьбой, насыщенной немыслимыми для четвертого века до новой эры удобствами. А Златке были созданы условия сравнимые с веком двадцатым. Подвалы были полны запасами и лавка Никитоса, хоть и на голодном пайке, но проработала всю зиму. Так что, сойдясь в декабре, «отцы-основатели» за исключением Смелкова, с большим воодушевлением подвели итоги прошедшего года.

… Херсонес находился на такой периферии, что события, происходившие в центральной Элладе, его словно бы и не касались. А в центральной Элладе после Херонейского поражения последовало создание Коринфского союза, который естественно возглавил Филипп Македонский. Филипп попытался придать союзу вид патриотического начинания греков, которые якобы объединились против общего врага — Персии. На самом деле все демократические свободы полисов, декларируемые союзом, оказались фикцией. Отныне Македония стала властелином на Балканах.