Иван Кузнецов - Черные крылья [litres]

– Что, если собрать ваших учеников воедино и…

– Прошу прощения, что перебиваю. Это работает убойно, но с близкого расстояния и радиус действия ограничен без катализаторов. Колдовство – катализатор. У немцев эгрегор настроен на резонанс с колдовством, вся энергетика нации выстроена в виде системы этих резонансов.

– Нам совершенно нечего этому противопоставить?

Маргарита Андреевна надолго задумалась, и Бродов не мешал. Он почувствовал, что какая-то хорошая идея сейчас рождается в её голове. Уже вернулись в Кремль, когда спутница заговорила вновь.

– Великие энергии не подчиняются нам, но в них – наша сила. Опираться надо на них. Дальше. Единственный катализатор для них – чистота помыслов. Дальше…

Николай Иванович слушал, вникал, и всё же пришла его очередь улыбнуться одной мысли, совсем отвлечённой от серьёзной темы беседы. Забавно звучали у Марго эти преподавательские интонации: короткая ёмкая фраза-тезис, чёткая пауза для усвоения материала, «дальше», «дальше»…

– Резонатор. В стране есть целая армия людей, которые профессионально умеют обращаться к Великим энергиям. Вы понимаете: речь опять о моих любимых подчинённых, точнее, об их коллегах. Их требуется только поточнее… скажем так, «настроить» и чётче организовать.

– Чужая епархия, – заметил Бродов, намеренно допустив каламбур.

– Безусловно. Тут не прикажешь. Будем договариваться.

– Но они и без нас включились самостоятельно и организованно с первых дней войны. Помните, были Послания; а в октябре сорок первого как помогли с иконой!..

– Конечно, помню, – нетерпеливо перебила Маргарита Андреевна. – Я же говорю: тут только вопрос чёткости организации, единства методического замысла.

– Хорошо, в целом ясно с этим.

– Дальше. В стране есть много людей с хорошей энергетикой, которые стихийно обращаются к Великим энергиям с чистыми помыслами. Они… Да! Они – тоже резонатор. Может быть, они – в первую очередь.

– Предлагаете всех обратить к религии?

– Зачем?! Есть старые, проверенные методы: песни, стихи с хорошей, правильной настройкой, хорошее кино, художественное слово в любой форме. Особенно всё то, что можно твердить про себя, повторять вслух. Это порой сильнее: молитвы не каждый понимает. Лишь бы дошло до сердца… Николай Иванович, давайте зайдём!

Они уже минут пять топтались у непарадной двери в торце здания. Здесь ветер был слабее, чем в саду, но хитро завихрялся, и мокрый снег лепил со всех сторон, как ни повернись, в лицо, в глаза. Бродов открыл дверь. Автоматически пропуская спутницу вперёд, спросил:

– Замёрзли?

– Нет. Не хочу, чтобы вас прохватило. Я всегда горячая. Проверьте!

Она протянула развёрнутую кверху голую и мокрую ладонь: гуляла без перчаток и рук в карманы не прятала. Николай Иванович стянул перчатку и дотронулся до её ладони. Действительно, горячая. Да такой энергетикой можно разгромить целый батальон! Неужели нет?

– Маргарита Андреевна, сколько человек одновременно вы можете блокировать? – спросил он, неторопливо поднимаясь по широкой лестнице.

Женщина глубоко вздохнула.

– Когда на меня нападают?

– Да.

– Пять – точно. Возможно, теперь уже десять. Мало. Кроме того, это в рукопашном бою.

– А обратить в бегство?

Марго улыбнулась, пожалуй, даже задорно. Бродов ещё не пришёл в себя от тяжёлых и страшных откровений сегодняшней беседы, а ей – хоть бы что, и у неё отчего-то поднялось настроение.

– Напугать и обратить в бегство – это я могу! С ротой, пожалуй, справлюсь. Николай Иванович, что я вам буду докладывать, когда вы и сами видите: это тупиковый путь.

– Хорошо. Понял вас. – Он понизил голос, чтобы только Маргарита Андреевна могла услышать. – Готовьтесь: вот с тем вариантом, который предложили вы, мы с вами пойдём на доклад к товарищу Сталину.

– Есть! Я готова.

– Очень хорошо. Запишите все ваши соображения. Обдумайте ещё.

– Опять записывать?!

Комически-детское огорчение Маргариты Андреевны было искренним: она только что сдала Бродову записи своих соображений по поводу книги, а сочинение письменных текстов для неё – настоящая каторга. Ничего, пусть учится. Количество когда-нибудь перейдёт в качество.

Вначале в помещении возникло даже ощущение тепла и уюта. На самом-то деле в кабинетике было очень холодно. Однако наличие стен, защищающих тебя от ветра, – уже великое благо! Марго, очевидно вспомнив ледяное прикосновение руки начальника, потянулась включить рефлектор, но Бродов остановил: весь кислород съест.

– Стоп! А как же наши шаманы?!

– Они ни при чём. Они не занимаются чёрным колдовством; решают локальные боевые задачи.

– Я это понимаю. И вы понимаете. Как бы им не попасть под горячую руку, когда пойдёт осуществление вашего плана! Подумайте об этом: как вписать их в новую систему? Хорошо?

– Есть! И шаманов, и… всех сохраним.

Проходили годы и десятилетия. Все самые удобные пятачки на склонах и вершинах великолепных гор были утыканы добротными крепостями. Рыцари постепенно расставались со сверхсилой. Они сохраняли телесную крепость и здоровье, но всё же медленно старились.

Я увлечённо наблюдала переход в мир иной одного из старейших и уважаемых рыцарей. Вначале вся братия собралась около его ложа. Старик не был болен: он просто слабел, сохраняя при этом полную ясность ума. Потому и смертным ложем ему служила не постель в четырёх стенах. Он велел положить себя на массивную, гладкую плиту из тёмного камня, находившуюся посреди монастырского двора.

Вид с этой точки открывался умопомрачительный: с одной стороны – близкая, хоть руку протяни, громада горной вершины, с других – ломаные линии отдалённых сине-зелёных хребтов. Крепостная стена располагалась ниже по склону и была почти не видна с лужайки, на которой лежала плита. Поэтому взгляд, направленный на дальние хребты, как бы парил над глубокой тёмной пропастью: перепады высот здесь были необычайно велики.

Итак, высокий старик с гладкой, как колено, кожей головы и внимательными глазами без лишних сантиментов попрощался с соратниками, после чего перестал дышать. Черты его лица заострились.

Только теперь я смогла разобрать: да ведь это – копьеносец! Вслух я этого не сказала, чтобы не провоцировать лишних вопросов о Копье.

Тут в крепости тамплиеров начало происходить самое интересное. Душа покойного медленно и с достоинством поднялась над смертным ложем. Все окружающие прекрасно видели её – не хуже, чем горы и распростёртое перед ними тело, покрытое тёмным плащом. Но тело… Тело-то как раз стало бледнеть и размываться! Совершенно отчётливо можно было наблюдать, как тело перетекает мириадами светящихся частиц – сначала медленно, а затем – всё быстрее – в парящий над ним призрак. Не сказать, чтобы призрак стал от этого тяжелее и плотнее – он лишь светился всё ярче. В конце концов, тела на каменной плите не осталось вовсе, а светящаяся золотисто-белым фигура поплыла над лужайкой, над ущельем, в направлении далёких сине-зелёных хребтов. Братья махали ей вслед руками и кричали довольно жизнерадостно: «До встречи!»