Иван Кузнецов - Черные крылья [litres]

– Вы видели , Ульрих?! – воскликнула я, забывшись от восхищения.

– Я не могу видеть, дорогая Хайке, – педантично поправил тот, – но я совершенно определённо чувствую, что ваша информация – подлинная.

– Давайте выясним, как ушёл Великий магистр, – подал голос герр Шминке.

Теперь он часто бывал на «исторических» сеансах. Оказалось, что все относятся к нему крайне уважительно из-за его большого спиритического опыта, а также ясности и взвешенности суждений. Тут мало кто был знаком с другой стороной характера этого человека – страстной, убеждённой преданностью царству тьмы.

Выяснилось, что Великий магистр ушёл точно так же, но в ещё более торжественной, чтобы не сказать праздничной, обстановке.

Присутствовавшие на сеансе ещё раз подняли вопрос о реликвиях, и я, не кривя душой, подтвердила: уже много десятков лет – с самого переселения – рыцари обходятся без единого артефакта. И для жизни, и для духовных занятий им с лихвой хватает двух-трёх глотков неведомой жидкости, сделанных некогда из Чаши.

– Так-таки и без артефактов? – добродушно усмехнулся Шминке, поворочавшись на своём стуле. – Уж будто каменная плита, на которой каждый из них умирает, не артефакт!

– Шминке, вы гений! – воскликнул кто-то из присутствовавших.

– Ну, это мы поищем, – пробормотал наш офицер-наблюдатель и углубился в свои записи.

– Хайке, а давайте для проверки посмотрим, как умирали рядовые члены братства, – предложил Ульрих.

Меня интересовал тот рыцарь, путь которого в ордене я наблюдала с момента посвящения. Информация пришла, не заставив себя ждать. Конечно, он ушёл так же! При этом, возносясь, забавно смущался наготой своего тонкого, светящегося тела.

– Вот бы каждому из нас в свой срок уйти, как они! – размечтался один из спиритов.

– Для этого придётся постараться и завоевать Англию. А уж там милая фрейлейн Пляйс укажет нам точное место, мы отыщем Чашу…

– Н-да, дело за малым. С плитой проще. Хайке, как можно точнее зарисуйте линию гор и всё-всё, что вы видели вокруг крепости. И план самой крепости тоже.

– Будет сделано!

Следовало ожидать, что в ближайшем будущем мы займёмся Мечом Света.

Избежав тяжёлой необходимости и дальше заклинать кровью мрачных германских духов, а то и кого похуже, я по-настоящему увлеклась «историческим» и кладоискательским спиритизмом. Захватывающее занятие!

Со спиритами «Аненербе» легко работалось: они хорошо держали круг, ясно мыслили, были способны действовать сообща. Какая бы подковёрная борьба ни разворачивалась в отделении и за его пределами, во время сеанса никто не тянул одеяло на себя: все старались добиться наилучшего результата. Глаза у немецких коллег горели искренним интересом.

Я много думала: как же так получается? И они, и я горячо увлечены одним делом; история тайных обществ одинаково манит нас проникнуть в глубь времён. Мы с полуслова понимаем друг друга во время сеансов. Как же получилось, что мы воюем по разные стороны фронта? И воюем ли? А что, если эзотерическое взаимопонимание постепенно сделает нас из врагов союзниками и друзьями?

Да, здесь есть те, кто призывает дьявола в союзники, чтобы обрести нечеловеческую силу. Но не все! Даже Ульриху такая перспектива не показалась заманчивой.

Возможно, хотя бы часть из тех людей, с которыми я сегодня делю спиритический круг, с которыми бок о бок работаю над картами и старинными планами подземелий, освободится от наваждения фашизма. Тогда они не смогут равнодушно отсиживаться в стороне. Едва ты раскрываешь глаза и видишь, что представляет собой фашизм на тонком плане, ты сразу включаешься в борьбу с ним. Есть же немецкие коммунисты-подпольщики. Почему и моим коллегам из «Аненербе» не перейти, подобно мне, в «оккультное» подполье?

В общем, мне всё мерещился лозунг нового, нейро энергетического, Интернационала: «Эзотерики всех стран, соединяйтесь!»

Не одной мне совместное погружение в историю рыцарских орденов навеяло романтические настроения. Под впечатлением от сеансов Ульрих сочинил стихотворение, которое неожиданно оказалось, на мой тогдашний взгляд, хорошим. Я и теперь частично помню его. Напрочь выпали из памяти только первые строфы: в них было, как обычно, что-то такое про древнюю мощь вечно молодой германской расы. Начиналось с ужасающим пафосом: «Идём, окружённые смертью, живём, обречённые быть…» – в таком роде. Меня эта часть текста оставила равнодушной. Зато дальше пошло интереснее…

Тогда, находясь под впечатлением, я даже сделала перевод, который сразу сожгла. Он запомнился лучше, чем немецкий первоисточник:

Концовкой Ульрих был недоволен. Он показал мне несколько вариантов и попросил сказать, какой, по моему мнению, лучше. Опять – пустопорожняя торжественность. Прочитав раз, другой, я взяла карандаш и написала на обратной стороне листка свой вариант. В первый и последний раз в жизни написала шесть строчек стихотворения!

Ульрих снисходительно заявил, что я как девушка придаю слишком большое значение нежным чувствам, однако стилистически моя концовка получилась очевидным образом более подходящей, чем его, а он, как ни старался, не мог ни переделать её, ни придумать лучше. Так и оставил в конце мои шесть строчек:

Откуда у меня взялись эти «пограничники» – не известно. Я почему-то зацепилась за этот образ и, уже вернувшись в свою комнату, всё думала о тонких мирах и о том, кто, как и с какими целями проводит там границы. И тут на меня свалилось озарение. Я так и села, поражённая внезапным открытием.

А ведь на тонком плане настоящей войны нет! Нет её! Есть обмен разведывательными операциями, бессчётные попытки диверсий, провокации, пограничные конфликты. Немцы всё время ведут массированное наступление на наши нейроэнергетические рубежи – «давят», как говорили мои учителя, однако наши стойко сопротивляются давлению.

Как же границы государства, которые немцы переступили ещё в сорок первом? Но нейроэнергетическая граница – она же не только по земле проходит. На более тонких планах проходит, если сказать высокопарно, по душам и сердцам. А если не умничать, то надо иметь в виду эгрегор страны, эгрегор народа. Фашисты опираются на свои источники силы, с которыми я познакомилась на сеансах чёрной магии и больше не хотела бы вступать в отношения. Мы – на свои. Пока сохраняется относительное равновесие. Немцы всё время стараются это равновесие нарушить, но пока безуспешно.