Иван Кузнецов - Черные крылья [litres]

– Стойте! Не отвечайте! Умоляю, не говорите! Хайке, если вы влюблены в другого, вы разобьёте мне сердце!

– Договорились, Руперт, я ни за что не скажу, даже если буду влюблена в вас !

– Что я наделал?! Стало только хуже!

Хватит с него! Я загадочно промолчала и вернулась к записям, разложенным на рабочем столе. И мне показалось, будто я снова чувствую невесомое прикосновение ко лбу знакомой ладони.

С аэродрома их везли вдвоём. Товарищи смотрели в разные стороны и почти не разговаривали, но напряжение острой враждебности у Бродова уже спало. Вполне вероятно, что товарищ прав и что в аналогичной ситуации он сам поступил бы так же. Да и вообще, не до того, чтобы злиться и пережёвывать сопли каких-то там обид. Есть задача, и её надо решить.

Сделав небольшой крюк, первого пассажира высадили возле его дома, а Николая Ивановича повезли дальше, по направлению к Кремлю. Шофёр вёл машину основательно, не спеша. Опытные шофёры спешат только в случаях действительно острой необходимости. Николай Иванович жадно смотрел в окно на знакомые улицы и переулки. Остро – до какого-то внутреннего зуда – ему хотелось остановить машину и выйти. Больше всего на свете ему сейчас хотелось пройтись пешком, привычно мерить шагами город…

Семнадцатилетним приехав в Москву, он работал разносчиком, грузчиком. С утра до ночи – на улице, в любую погоду. Нравилось. На вторую зиму тяжело заболел. Острое воспаление лёгких с жестокой лихорадкой свалило его на несколько дней, потом начало стихать. Он отправился на работу, иначе не на что было бы есть. Болезнь вернулась. Тошно было оставаться в сыром полуподвальном клоповнике, где снимал жильё: всё равно холодно, а воздух спёртый – не продохнуть, кругом – чужие люди. Превозмогая жар и мучительный кашель, он оделся и поплёлся наверх, на улицу. Поработал, сколько смог, а как сил не осталось, забрал свою копеечку и допоздна на заплетавшихся ногах бесцельно бродил по городу: присядешь – замёрзнешь, а в подвал страх как не хочется. За день вроде бы даже полегчало.

Так продолжалось целую зиму: болезнь возвращалась, но Николай выхаживал её по московским мостовым, спускаясь в сырой подвал только для того, чтобы на несколько часов забыться там мёртвым сном. Гадал: не чахотка ли в нём поселилась. А тем временем облазил все дворы, подворотни, закоулки, заброшенные сады, стройки, подвалы.

Вот здесь… Да-да, только что проехали!.. Прямо тут, у Смоленского рынка, его остановил молодой господин, предложил хорошие деньги за участие в одном секретном деле. Они будто специально искали друг друга! Сколько подвалов впоследствии облазили уже вместе, сколько протирали штаны в архивах в поиске следов московских масонов!.. О дальнейшей, нелепой и страшной, судьбе друга юности до сих пор было тягостно вспоминать…

К весне кашель стал стихать, жар не возвращался. Только одышка, как у старика, и боль в груди – во время тяжёлой работы, быстрой ходьбы. Новый товарищ дал денег на врача, заставил пойти. Врач сказал: «Ты жизнь себе спас, что не стал киснуть в сыром подвале». Никакой чахотки, а от пневмоний – только зажившие рубцы на лёгких. «Но за всё – своя плата, – провозгласил доктор. – Заработал ты себе порок сердца. Не бегать, пудовых мешков не таскать, по лестницам всходить с передышкой. Будешь соблюдать – порок отчасти компенсируется. В остальном – живи и радуйся!»

Так вот и случилось, что Москва, вылечив его, подарила ему кристально честный белый билет, уберегла от солдатской лямки – и в мировую, и в Гражданскую. В Гражданскую он даже старался обмануть комиссию и записаться в красноармейцы, чтобы избавить от голода себя и жену. Не удалось, не взяли. И хорошо: потом всё устроилось гораздо лучше…

Мысли летят куда быстрее, чем едет автомобиль. Теперь они прилепились к покойной жене. Вспомнилось, как бежали за трамваем по извечному московскому снежному месиву, надеясь вспрыгнуть на подножку: уж так хотелось успеть на сеанс в электротеатре! Он ещё не ухаживал за Таней – только что стали встречаться. Скромная девушка была не кокетлива, не капризна; общаться легко и приятно; и никаких далекоидущих планов.

Чуть-чуть не добежали до остановки – тут из Николая дух вон. Он тогда ещё не привык, что его стремительному от природы шагу положен предел. Только успел привалиться к тумбе для афиш, чтобы не упасть. Долго переводил дыхание, в глазах – темнота. Танюша не торопила, не пеняла, что опоздали. Нежно гладила по руке и обеспокоенно спрашивала, не надо ли попросить помощи – она уж найдёт у кого! Она не подлаживалась к кавалеру нарочно, не смиряла через силу собственные устремления. Танюшина заботливость проистекала от душевной доброты, покладистость – от душевной щедрости.

Именно в тот момент невзрачная, скованная девушка, к которой относился всего лишь как к милой спутнице в прогулках, впервые показалась Николаю желанной…

Он стиснул зубы. Немедленно остановить машину и выйти! Пройти пешком хотя бы оставшуюся часть пути. Размеренный, лёгкий шаг, привычный ритм знакомых переулков. Проветрить вспухшую от забот голову, успокоить сознание, вернуть мыслям стройный деловой лад. Ведь ни к селу ни к городу ударился в воспоминания. С чего, спрашивается?! Пройтись, и всё станет на свои места. Найдётся тот единственный неотразимый аргумент, который надо сразу привести, чтобы наверняка. Нервы улягутся, голос мудрости скажет: «Что ни делается – всё к лучшему». И напомнит непреложное правило: «Делай что должен, и будь что будет»…

Бродов протянул руку – похлопать по плечу шофёра, но большие часы на фонарном столбе показали, что времени на прогулки не осталось.

Переехали несколько перекрёстков, через которые Николай Иванович в сентябре сорок первого переводил щупленькую, белобрысую молчаливую девочку за руку, ещё не научившись ей доверять… Ничего, Тася, справимся!

Автомобиль замедлил бег, подъезжая к проёму в башне. Ну, здравствуй, Кремль! Не выдай, не подведи!

Вроде и не привыкать ходить на ковёр к Самому: опыт у Бродова имелся вполне приличный. Да как к такому привыкнешь?! Привыкает сапёр ходить по минному полю? Должно быть, подрывается, когда опасность входит в привычку… Необходимо быть готовым ответить на любой, самый неожиданный вопрос. Для этого надо предугадать все вопросы…

Таисию удалось внедрить в святая святых фашистского оккультизма с помощью уникальной операции, она отлично закрепилась, она даёт интересный и полезный материал. Она добывает не только то, что может прямо сейчас помочь фронту. Сведения о маленьких и больших секретах тех, кто обращается к ней за пророчествами, в том числе о желании немецкого генерала сотрудничать с противником, – только одна сторона медали. Другая – оккультные изыскания «Аненербе», их методы и результаты.