Влад Поляков - Имперские игры

Что сам Император Всероссийский, что его приближённые понимали, зачем нужна Пруссия, против кого её взращивают. Россия, даже усилившись союзами с Испанией и Америкой, не могла просто так накинуться на ту же самую Австрию. Политика альянсов и взаимных интересов работала так, что попытка ограничить одно государство была возможна лишь при согласии подавляющего большинства других важных игроков в «европейском пасьянсе». Вот тем же Пруссии с Австрией в датском вопросе, например, пришлось заручиться поддержкой Санкт-Петербурга и Мадрида. А также благожелательным нейтралитетом Лондона, ведь британцам откровенно надоел «голштинский ребус», не имеющий большого значения сам по себе. В Париже тоже промолчали, будучи заняты другими делами. Против подобного была лишь сама Дания, но великанами мнение пигмеев в расчёт редко принимается.

Австрийская империя – совсем другое дело. Почему именно она? Александр II осознавал, что именно это государство станет одной из важнейших тем, обсуждаемых на встрече союзников и короля Пруссии. Слишком неудобная для Санкт-Петербурга и особенно Берлина империя, слишком давно напрашивающаяся на показательную и жестокую порку. Александр II даже не сомневался, что заокеанский союзник также заинтересован в том, чтобы разорвать имеющиеся у Австрии связи для того… А действительно, для чего? Отставленный им с поста министра иностранных дел Горчаков очень долго и упорно пытался указать на до конца не понятные, но неизменно коварные планы Ричмонда, хотя доказательств оных привести так и не сумел. Доказательства отсутствовали, а вот запавшее в душу подозрение порой о себе напоминало. Александр II не считал людей, в действительности правивших Американской империей – его сын хоть и был императором, но весьма ограниченным сразу с нескольких сторон, ему только предстояло попытаться перераспределить доступ к управляющим рычагам в свою пользу – «данайцами, дары приносящими», но хотел бы знать истинные мотивы.

Вот чем мешала Австрийская империя тому же Виктору Станичу? Чем-то мешала. Или просто являлась препятствием в далеко идущих планах. Может и вовсе отвлекала внимание от чего-то другого. Фактом же оставался повысившийся интерес американских дипломатов к столь яркой персоне как граф Дьюла Андраши. Последовательный сторонник получения Венгрией независимости и на этой почве принимавший самое активное участие в восстании 1848 года, затем сумевший бежать, но приговорённый к смерти заочно… Спустя годы помилованный, вернувшийся в Австрию, но продолживший добиваться независимости венгров уже сугубо политическими методами.

Скоро многое должно было проясниться, ну а пока… Пока что Александр II предпочёл задуматься о другом, но тоже важном – о своих детях.

Дети – их у него было много, причём чувства, испытываемые к каждому из них, были очень сложными. Любовь? Несомненно, это без исключения. Гордость и уверенность в том, что они уже нашли или найдут себя в жизни? Вот тут всё было гораздо сложнее. Если. неожиданно для всех, его третий сын, Владимир, стал императором, пусть и далеко за океаном, оказавшись на своём месте и желая использовать схваченную за волосы фортуну, то остальные… Александр продолжал радовать, становясь своим человеком в армии и особенно флоте. Император понимал, что ещё пару-тройку лет подождать и можно считать, что возрождаемый флот будет верен как империи, так и лично его сыну. Александру Александровичу Романову. Предпосылки имелись, и не хватало самой малости – какого-нибудь похода, где заговорят пушки, с участием сына.

Подобное будущее поневоле внушало гордость… и немного пугало. Почему? Потому что цесаревичем был старший сын, Николай. Но не просто был, а показывал свою слабую пригодность к тому, чтобы в своё время перенять из рук отца бразды правления великой империей. Излишне горяч, способен поссориться даже с надёжными союзниками, настроить против себя заметную часть аристократии и даже собственной семьи. И ради чего? Идеалов либерализма, которые так ненавидел отец, Николай I, и под знаменем которых уже начинали рваться бомбы что тут, что за океаном. Восстание в Польше опять же, подавленное реками крови и множеством установленных на польских землях виселиц.

Срочно нужно было менять окружение цесаревича в надежде исправить ранее допущенные ошибки. И он, император, сделал это, доверив князю Горчакову вразумить своего сына. Кто-то стоящий на явных консервативных или панславистских позициях тут бы не подошёл. Резкое и явное изменение – Николай не был глупцом и мгновенно понял бы, и получившийся результат нельзя было предсказать. Зато либеральствующий Александр Михайлович, в своё время близкий к «декабристам», но верой и правдой служивший России долгие годы, добившийся на посту министра многого. Принявший, наконец, на себя удар от денонсации Парижского трактата. Во многом не соглашавшийся с ним, монархом. Спорящий, угрожавший порой отставкой, но всё же делавший то, что сделать следовало. Ему он доверял. Одному их немногих! Оттого и не приказал, а попросил вернуть Николая на правильный путь.

Если же этого сделать не удастся… Тогда останется одно – устроить сыну неравный, морганатический брак, после чего передать титул цесаревича Александру. Уж в его способностях император был уверен. Этот сын может и будет излишне воинственным, но времена наступают такие, при которых русский император обязан быть готовым в любой день встать во главе войск.

Остальные дети? Тут пока сказать было нечего в силу их возраста. Вроде и не совсем дети, но и взрослыми назвать было не совсем правильно.

Однако здесь, в Потсдаме, с ним был один из сыновей и отнюдь не цесаревич. Присутствие Николая не помогло бы, а только помешало. Ухитриться поссориться с братом-императором, а также наговорить много чего неправильного будущему родственнику Виктору Станичу в присутствии ещё и сестры последнего… Слава богу, что это было не на публике, а в присутствии очень узкого круга людей.

Император и тогда, только получив известие, изволил гневаться, и сейчас был очень недоволен. Стоило лишь вспомнить случившееся, как к сердцу приливала какая-то ядовитая волна, заставляя пожалеть о том, что не уделил должного времени для воспитания старшего сына. А ещё хотелось выместить на ком-либо горечь и гнев. Вот только не на прислуге Бабельбергского замка же? Невместно русскому императору показывать свой гнев и изливать его на слуг прусского короля. Поползут слухи, а этого точно не хотелось бы.

Зато аллеи замкового парка были красивы в любое время года. Летом, осенью, даже поздней, как сейчас. Опадающая с деревьев листва, шуршащая под ногами. Шелест ветра, покачивающего ветви деревьев. Да и просто приятно было посмотреть на открывающиеся глазам виды.