Александр Михайловский - Севастопольский блиц

– Я вам не верю, – всхлипнуло Эго, – этого не может быть. Не хочу я вашего лечения, уходите отсюда, вы все злые! Я так надеялась, что вы вернете мне моего принца, а вы вот как поступили…

– А ты поплачь… – погладила я Эго по голове, – да и зачем тебе чужой принц, когда у тебя есть свой собственный муж. А ведь он тебя любит и жить без тебя не может, он сказал, что пойдет вместе с тобой хоть на край земли, хоть за край. А еще у тебя есть дети, целых восемь. Они тоже тебя любят, и им будет очень больно, если ты откажешься от лечения и уйдешь в Великое Ничто. Ты чувствуешь, как оно стало тебя засасывать после того, как ты отказалась от лечения?

– Ой… – растерянно сказало Эго, – простите… я больше так не буду. Ведь я же уже почти вылечилась, и осталось совсем немного.

– Да, – подтвердил отец Александр, – осталось совсем немного. Теперь ты должна осознать все своим разумом: как причины своей одержимости, так и ее ужасные последствия.

– Если меня любят, – сказало Эго Виктории, – то я непременно тоже постараюсь все осознать, чего бы мне это ни стоило. И заберите, пожалуйста, отсюда портреты этих людей (она указала на портреты двух российских императоров): когда я их вижу, то начинаю ужасно нервничать…

– Хорошо, – сказала я, забирая портреты, – забудь о них, теперь это прошлое, будущее будет совсем другим.

Когда я вынырнула из транса, то Виктория крепко спала, посапывая носом, а Флоренс Найтингейл по-прежнему держала ее за руку. Отца Александра в келье уже не наблюдалось – видимо, я немного дольше его задержалась в средоточии Виктории. Ну так это и к лучшему, потому что некоторые дела теперь могут происходить только между нами, девочками.

– Все прошло хорошо, – сообщила я добровольной сиделке, – демон изгнан, а наша пациентка просто спит и будет спать еще долго и довольно крепко, ведь ей нужно восстановить силы. Теперь, прежде чем мы уйдем и оставим ее в покое, нам нужно ее переодеть. Проснуться она должна уже совсем другим человеком. Давай я позову невидимых слуг, и мы приступим…

Пятьсот девяносто третий день в мире Содома. Вечер. Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Терпения.

Бывшая королева Соединенного королевства Великобритании и Ирландии Александрина Виктория (Ганноверская династия) .

Придя в чувство, я не спешила открыть глаза. Я пыталась осознать то, что произошло со мной. Ведь явно что-то изменилось, но что именно? В груди я ощущала непривычную легкость. И это было очень странно. Казалось, будто я сбросила с себя некий груз, о наличии которого прежде не догадывалась. У меня ничего не болело, напротив, тело словно бы наполнилось энергией и силой. Кроме того, исчез даже тот страх, с которым я жила все последние дни. Мне подумалось, что, возможно, я нахожусь под действием какого-то дурманящего вещества. Но, однако, мое сознание работало четко и ясно, даже лучше, чем обычно. Память также нисколько не пострадала и даже как будто улучшилась. Все, о чем мне думалось в эти моменты, представало передо мной ярко и отчетливо.

Я вдруг поняла, что я лежу на каком-то очень удобном ложе. При этом на мне не было никакой одежды, но, странное дело, этот факт не ввергал меня в панику, напротив, доставляло удовольствие, что ничто не стесняет меня. Уютно и хорошо было лежать здесь. Белый дневной свет лился в окно и стояла тишина – но это была живая, уютная тишина, наполненная едва различимыми звуками: шуршанием занавесок, отдаленным щебетом птиц… Мою кожу нежно ласкало гладкое и прохладное покрывало, которым я была укрыта до подбородка. И в этом мнились мне отзвуки далекого-далекого детства, когда меня, хорошенько накупав в ванне, няньки заворачивали в белые и чистые, пахнущие свежестью, полотна. Как же я любила эти моменты! Потом, когда я стала старше, подобное воспринималось уже как-то по-другому, уже не было того острого и упоительного наслаждения чистотой и свежестью. Может быть, так стало оттого, что у меня появилась стыдливость, вызванная осознанием своей наготы – как у Евы, вкусившей плод с запретного древа? Тогда мне хотелось поскорее одеться, чтобы почувствовать себя в безопасности.

Наконец я открыла глаза. И сразу увидела стул возле своего ложа. На сиденье лежал сложенный листок бумаги, а на спинке висела какая-то одежда. И это явно было не то серое платье монахини, которое было надето на мне прежде… Это одеяние было белым и явно пошитым из хорошей ткани. Правда, фасон его был для меня несколько непривычным, слишком простым, без роскошества и вычурностей. Впрочем, именно такой наряд мне и требовался сейчас, ведь я не могла лежать тут вечно… Кроме того, нужно прочитать эту записку, и тогда, возможно, я пойму, что делать дальше.

Я села на постели, чисто инстинктивно завернувшись в покрывало. Дверь была приоткрыта, и хоть я точно знала, что сюда никто не войдет, мне было неловко ощущать свою наготу. Потом, слегка волнуясь, я развернула записку и увидела короткий текст, написанный прекрасным округлым почерком.

«Ваше величество! – говорилось в ней. – Спешу поздравить вас и сообщить, что изгнание Нечистого прошло успешно и теперь вы свободны (во все смыслах). Воспрещено только возвращение к прежней жизни, поскольку тогда неизбежно повторное заражение. Но и ссылки голышом с чужим мужчиной на необитаемый остров тоже не будет. Подробности при личной встрече. Позовите меня – и я приду. Искренне ваша Ф. Найтингейл.»

Милая Флоренс! Она предполагала, что я буду пребывать в растерянности после того как очнусь. И поэтому она напомнила, что я могу доверять ей и позвать в любой момент… Ну конечно же, она нужна мне именно сейчас!

– Мисс Найтингейл! – негромко произнесла я. – Будьте добры, придите ко мне сейчас, я хочу вас видеть…

Легкий ветерок подул на мое лицо, словно давая понять, что мое пожелание передано адресату. Я стала ждать Флоренс, зная, что она непременно придет, как только закончит свои дела. Пока же я решила сосредоточиться на своих ощущениях. А они несколько изменились теперь… Какая-то дрожь нарастала в моей груди, словно мне нужно было что-то вспомнить… Я присела на свое ложе, сложила руки на коленях и прикрыла глаза. Все отчетливей слышала я нарастающую барабанную дробь… И мозг мой заполоняла – нет, не тревога – а нечто доселе мне незнакомое. Это неопознанное чувство причиняло мне боль. Боль эта накатывала приступами, каждый раз усиливаясь, точно схватки. Что это? Почему после блаженства и чувства легкости на меня навалилась эта невыносимая тяжесть?

И внезапно мне открылось, что происходит со мной. Вина! Вот что это. Вот что вылезло из глубин моей сути – и теперь хлещет меня, и мучает, низвергая в кипящую пучину раскаяния и стыда… Это чувство было заперто раньше за семью замками, и ключи хранились у того демона, что властвовал надо мной. Но теперь этого злобного духа больше нет, он изгнан – и из темниц моей души полезло все то, о чем я давно разучилась помнить…