Александр Михайловский - Севастопольский блиц

Перед моим разумом открылось все то, что я сотворила собственными руками: опиумные войны в Китае, голод в Ирландии… Крымская война в защиту жестоких людоедов-турок, стоящих по колено в людской крови… Боже! Ведь кровь эта пачкала и британскую корону… Стоны, крики, проклятия и отчаянные молитвы слышались мне сквозь барабанную дробь. И вот перед моим мысленным взором открылась широкая дорога. И по ней беспрерывным потоком шли мертвецы. Тысячи тысяч мертвецов! Мимо меня шли китайцы, ирландцы, индусы, болгары, сербы, армяне, понтийские греки, взрослые и дети, женщины и старики, а также молодые сильные мужчины, погибшие в цвете лет, потому что я приказала им умереть. По краям этой толпы в качестве конвоиров вышагивали солдаты в обветшавших красных мундирах, которые несли знамена Британии в своих полуистлевших руках.

И все они – и мертвые палачи, и их жертвы – смотрели на меня пустыми глазницами, вскидывали руки и открывали безгубые рты, вознося приветствие той, что отправила их на смерть ради своей прихоти или прибылей банкиров Лондонского Сити. Все это были люди, убитые по моему приказу или погибшие моим небрежением. Когда-то я гордилась, что из личных средств выделила на борьбу с голодом две тысячи фунтов-стерлингов, больше любого другого частного жертвователя. Но что значили эти две тысячи фунтов, когда люди умирали от голода миллионами! И вот они – мои легионы призраков! Так вот кто я на самом деле – королева мертвецов! Сколько их? Невозможно сосчитать… Нет!!! Остановитесь! Прекратите! Я не вынесу этого ужаса!

Но тщетно. Мертвецы все идут и идут кошмарным маршем под громыхание своих костей. Я не могу, не могу прекратить это! Я виновата, виновата! Это я обрекла вас всех на смерть. Это я в своей гордыне, в погоне за величием своей империи пожертвовала вашими жизнями, вы были ничто для меня, пыль под ногами, по вашим трупам я хотела взобраться к вершине славы… Я пренебрегла Божьими заветами, я возвела в добродетель алчность, ложь и лицемерие…

Прикосновение руки к плечу заставило меня вздрогнуть. Видение исчезло. Но этот жуткий грохот целеустремленно шагающих скелетов все еще продолжал звучать в моих ушах… Я подняла голову и увидела Флоренс. Ее лицо было светлым и безмятежным, взгляд излучал тепло и участие.

– О, мисс Найтингейл! – воскликнула я и с рыданием схватила ее руку. – Мисс Найтингейл!

Я больше ничего не могла выговорить. Стук костей в моих ушах почти затих, но не исчез полностью. И пока он звучал, я не могла забыть кошмарный марш мертвецов, называющих меня своей королевой…

– О, Ваше Величество… Что с вами? Расскажите мне… Я помогу. Непременно помогу вам! – сказала Флоренс своим тихим ободряющим голосом, и мне сразу стало легче. Я ей поверила. Эта сестра милосердия воистину принесла мне утешение…

Она присела рядом, не делая попыток отнять у меня свою руку.

– Мертвецы… – сказала я, – я видела их, они шли передо мной бесконечным маршем и отдавали мне почести. Это был жуткий гротеск! Я поняла, что это я виновата в их смерти…

И тут я зарыдала. Рыдания были бурными, в голос. Но впервые я рыдала не от собственного горя, а от сожаления и вины, от раскаяния, от ужаса за содеянное.

– Ваше величество… – Флоренс гладила мою руку. – То, что происходит с вами – это очень хорошо…

– Что ты говоришь? – на мгновение я умолкла.

– Да, ваше величество, это замечательно – то, что вы чувствуете это все, о чем рассказываете… – сказала она. – Это значит, что вы, вновь обретя истинного Бога в душе, сполна осознали все вами содеянное. Да, ничего нельзя поворотить вспять, но то, что вы признаете вину и раскаиваетесь, дает уверенность, что вы, отныне будучи способной различать добро и зло, больше никогда не сотворите подобного. Господь милостив, он простит вас… А то, что вам больно сейчас – это нормально. Прислушайтесь к себе – и поймете, что через боль обретаете душевную легкость… Это обычный процесс, ваше величество.

Я последовала ее совету – и, действительно, ощутила странную легкость… Как говорят в таких случаях, «груз с души упал» (оказывается, я никогда не понимала истинного смысла подобных выражений). Более того – мной овладело какое-то вдохновение. И, главное, барабанный бой и стук костей – все это наконец стихло.

Я сидела молча, боясь пошевелиться, чтобы не спугнуть это блаженное чувство душевного покоя, стараясь пока не впускать в свою голову другие мысли.

Но Флоренс вновь заговорила.

– А теперь, Ваше Величество, – сказала она, – вам надо одеться. Тут, в тридесятом царстве, так заведено, что высокопоставленным персонам вроде вас прислуживают невидимые слуги… Поскольку вы уже прошли очищение и излечились от того, что скрывалось в вашей душе, то вы, как и все прочие, внесены в список нуждающихся в обслуживании. А теперь хлопните три раза в ладоши и выскажите свое пожелание.

– А они не болтливы, эти самые невидимые слуги? – с опаской спросила я, – а то иногда просьбы могут быть довольно деликатны.

– Они вообще не умеют разговаривать, – заверила меня Флоренс, – они молча выполняют ваши пожелания, и больше ничего.

– Ну, тогда, – сказала я и хлопнула три раза в ладоши, – хочу, чтобы мне помогли одеться.

Это действительно не походило ни на что обычное, такое впечатление, что меня быстро, н без особой суеты одевали то ли двое, то ли трое опытных горничных.

Первым делом на меня надели комплект нижнего белья. Оно было странным, но все же с помощью невидимых горничных я разобралась, что к чему и даже оценила его удобство. Невидимые слуги вертели меня туда-сюда, надевая одну деталь за другой. Потом настал черед платья. Оно оказалось сшито как будто точно по моим меркам (впрочем, чего тут удивляться – волшебство же!). Строгость и элегантность являлись его основными достоинствами. К тому же оно было удобным: эластичный обтягивающий лиф, короткие рукава-фонарики, свободно ниспадающий подол и ворот под горло. Никаких оборок и рюшей оно не имело, зато было отделано белой же тесьмой, что, несомненно, придавало ему изящества. Я подумал, что, наверное, подобные платья носят в том мире, откуда пришел Артанский князь. Впрочем, возможно, я и ошибаюсь… В любом случае платье мне очень понравилось. Оно не создавало ощущения стянутости, поскольку корсет к нему не подразумевался; в нем можно было двигаться легко и свободно. Оставалось лишь надеяться, что я к нему привыкну после всех тех тяжелых одеяний, что приходилось носить мне раньше. Самыми последними были туфельки, легкие и изящные, на невысоком каблуке – и вот я полностью готова к выходу из кельи. Почему-то я знаю что я сюда более не вернусь. Таинство раскаяния уже произошло, и теперь это помещение будет ждать следующую мятущуюся душу.