Александр Некрасов - Вперед, русичи! [litres]

– Хорошо пивко, только слабовато, – заметил подошедший к Павлу Семен. – А ты чего сидишь индюком? Шел бы к нашим, а то доконают тебя эти чернявые.

– Ага, тут уйди, – вздохнул Павел, – я только встать попробовал, так чуть не насильно назад усадили.

– Вот так дело, – весело расхохотался матрос, – этак тебе всю ночь придется сидеть.

– Смешно тебе, – огрызнулся тот, одновременно раскланиваясь с радостными от такого внимания очередными танцорами, – помог бы лучше.

– Да я бы посидел за тебя, – усмехнулся Семен, – только боюсь, они мою рожу с твоей не спутают.

– Ты знаешь, – просяще прошептал Павел, – сидеть не обязательно, ты лучше сходи в шалаш Качи. Знаешь, где он?

Моряк кивнул.

– Там у меня магнитофон лежит, будь другом, принеси.

– Это ящик-то твой музыкальный? – удивился тот просьбе паренька. – А на кой он тебе сейчас?

– Надо, ты только принеси, – горячо зашептал Павел.

Ничего больше не спрашивая, Семен повернулся и шагнул в темноту.

Пашка уже давно мог перенестись в следующий век или даже вернуться домой. Он уже успел и проверить машину, и настроить ее на 1880 год, но удерживало его здесь два соображения: во-первых, ни за что не хотелось оставлять здесь магнитофон. Во-вторых, он не знал, как воспримут его исчезновение аборигены и не грозит ли это вновь осложнениями в их отношениях с матросами. Наконец, обретя себе такого помощника, он решил действовать.

Семен вскоре вернулся, неся на вытянутых руках магнитофон. Павел, не обращая внимания на танцующих, радостно выхватил его, осмотрел и устроил рядом с собой на сиденье.

– А не видел ли ты Георгия Тихоновича? – спросил он у Семена, который с любопытством наблюдал за действиями паренька.

– Умаялся он, – ответил тот, – не до пира ему. Вздремнуть улегся, вот там, в хижине, – пояснил Семен, указывая рукой вглубь поселка.

– Слушай, выручи еще раз, сходи, разбуди его, скажи, что я зову.

– Погодил бы маленько. – Семен в раздумье покачал головой. – Пусть бы хоть отдохнул человек малость, ему уж, как с России вышли, покоя нету.

– Надо очень, – продолжал настаивать Павел, видя нерешительность моряка.

– За час-другой ничего не случится, – упорствовал тот, – все равно еще ночь.

– А вы чего заскучали, – положил конец их спору подошедший к креслу Юрий Александрович. – Вишь, как туземцы вас ублажают.

Обрадовавшись его приходу, Павел как можно доходчивее рассказал молодому офицеру о своих проблемах.

– Значит, вот так прямо возьмешь и уедешь? – недоверчиво покрутил тот головой, но за капитаном все же пошел.

Георгий Тихонович не заставил себя долго ждать и вскоре пришел аккуратный, подтянутый, будто и не было трудного дня, и не спал он несколько минут назад.

– Хоть и не верю я ни в какие сказки, – сказал он, выслушав парня, – но уж больно чудно с тобой все. Да и чудес на свете еще немало. Коли уж ты просишь, да еще за советом обратился, давай подумаем, как дело не испортить.

Немудреный план действий родился быстро.

– Только ты уж не подведи, – по-доброму улыбнулся капитан, когда все детали предстоящей операции были обговорены, – уж исчезай, пожалуйста, коли надо тебе так. А то лишь народ с тобой насмешим да и уважение аборигенов потеряем.

– Не волнуйтесь, исчезну, – заверил его Павел.

Через несколько минут Георгий Тихонович вернулся, видя за собой Качи. Павел, молча, смотрел на них, а капитан почтительно, но с достоинством попытался и словами, и жестами объяснить вождю, что «белое божество» в лице Павла, благополучно решив исход дела на острове, решило вернуться к себе, в небесное жилище. Не сразу, но Качи понял объяснения офицера.

Глаза его возбужденно заблестели, и он, вернувшись к празднующим, громко прокричал что-то. Шум быстро смолк, и все, приблизившись, ждали, что скажет им вождь. Тот произнес короткую речь, во время которой показывал то на Павла, то вверх, объясняя им, видимо, какого зрелища они сейчас удостоятся. После чего обернулся, приложил руку к груди и вопросительно посмотрел на парня.

Павел, волнуясь, поднялся, взял в руки длинную зеленую ветку, которую заранее принес ему Юрий Александрович, и поднял ее над толпой.

– Мне уже пора. – От волнения голос его охрип, но он постарался говорить как можно громче. – Я и так здесь задержался, а мне еще Дашу найти надо. Рад, что встретил вас здесь, что вместе мы сумели отвести беду и, честное слово, даже жаль расставаться, но и остаться нельзя.

Он говорил, обращаясь прежде всего к русским морякам, так как аборигены его слов понять не могли. Но тон он вынужден был держать торжественный, как и подобает божеству. Именно поэтому, он это понимал, слова его звучали не так тепло, как хотелось бы. И не мог он поддаться порыву и пожать на прощание руки этим мужественным людям в морской одежде.

– Спасибо вам за все и прощайте. Удачи вам в вашем плаванье, – закончил он и, разломив зеленую ветку на три части, одну из них протянул Качи, другую Георгию Тихоновичу, а третью оставил себе, нашел глазами в толпе Семена, Юрия Александровича, поклонился им. – Прощайте, – сказал он еще раз и опустился в кресло.

Проверив еще раз положение рычагов, Павел включил машину, и в безмолвной тишине, над затаившей дыхание людской толпой, послышался ее негромкий гул. Лица у стоящих посуровели, напряглись в ожидании неизвестного, а кое-кто из матросов в суеверном страхе осенил себя крестным знамением.

Взглянув последний раз перед собой, Павел увидел стоявшего в напряжении вождя с веткой мира в руках и, повинуясь порыву, сорвал со своего костюма длинную медную цепочку и протянул тому. Восхищенно приняв этот щедрый дар, Качи не успел еще взглянуть на него, как вздрогнул от раздавшегося одновременно со всех сторон изумленного крика. Он быстро поднял глаза, но на площадке перед ним ничего и никого уже не было.

Кресло вместе с Павлом бесследно исчезло…

Вадька, как и обещал, вернулся домой к шести часам. Баба Надя уже была дома. Они с Митрием сидели на кухне, пили чай и о чем-то степенно беседовали. Едва взглянув на постную физиономию вошедшего, баба Надя поняла, что никаких новостей у того нет. Она не стала задавать лишних вопросов.

– Ничего, – лишь успокоила она Вадьку, – вернется. Я уж Пашку знаю, никуда не денется, через день-другой объявится, да еще и с Дашенькой вместе.

Вадька так и не понял, его она успокаивала или саму себя, но в ответ лишь тяжело и безнадежно вздохнул. Ничто его уже не радовало в этом веке. А вот Митрий, раскрасневшийся от горячего чая, радостно улыбался.

– Давай руки мой да проходи на кухню чаевничать. – Заметив его взгляд на Митрия, бабуля пояснила: – У нас новости, да добрые.

– Ну и что у вас за новости? – спросил он, выскочив из ванной и глядя на сияющее лицо Митрия. – Ужель этот музейный экспонат удостоился в вашем бюрократическом веке получить паспорт?