Иван Байбаков - 1941 – Бои местного значения [litres]

Как только Трофимов, воодушевленный нарисованными перспективами, отправился подбирать себе новых помощников, к Сергею подошел старшина Авдеев, ожидавший поблизости.

– Виноват, командир, прощенья просим. Это все из-за меня произошло, точнее, по глупости моей – не распознал вовремя эту гниду… Ко мне, как только прибыли и на отдых размещаться стали, медсестра новая, Марина, прибежала и к раненому командиру – Кузнецов его фамилия – позвала. Он совсем плох, еще утром раненую ногу сильно разбередил, по лагерю бегая, да и потом, в дороге, его растрясло, начался сильный жар, потеря сознания. Вот он и боялся, что вас не дождется, помрет, а попросить за своих бойцов не успеет… У него в роте три бойца были, нелюдимые и сложные в отношении советской власти, да и в лагере с немецкой администрацией они как-то тесно общались – не сотрудничали, нет, и на ту сторону не перешли, но на работы, опять же, добровольно вызывались, причем не по разу, а каждый день. По нашей ситуации, получается, если еще не изменники Родины, то уж точно добровольно сдавшиеся в плен, со всеми вытекающими. Но они, эти трое, ему натурально жизнь спасли: сначала его, раненого, с собой потащили, чтобы немцы на месте не добили, потом в лагере заботились и оберегали, а еще постоянно подкармливать пытались. Вот он и попросил, чтобы им, этим троим, когда проверять да оценивать будут, еще один шанс дали, чтобы, значит, не сразу расстрел или лагеря, а может, кровью искупить позволили… Или, если уж совсем никак, тогда чтобы им спасенную жизнь командира зачли и за это послабление, какое возможно, сделали… Душевный человек – ему помирать, а он о своих бойцах переживает… Ну вот, а я, пока вас не было, поперся сдуру к особисту этому, чернявому, его из их пары товарищ бригадный комиссар вроде как за старшего оставил. Да еще Марину с собой потащил, чтобы она особисту эту троицу показала. А вышло вон оно как… Очень плохо вышло. Особист тот сразу заявил, что мы изменников Родины покрываем и что он сейчас сам во всем разберется, а потом и начал Марину пытать, допрос ей устраивать… Ну, а я тут уже ничего сделать не смог… Извините, товарищ лейтенант, моя вина – не успел понять, что он за человек, натуру его говн… Виноват, натуру его сволочную вовремя понять не смог, а через это вон какие неприятности образовались…

– Ты, Павел Егорович, себя понапрасну не вини, – прервал покаянную речь старшины Сергей. – Ты ни по званию, ни по должности с этим напыщенным ублюдком тягаться не смог бы, да я этого от тебя и не ждал, у тебя совсем другие задачи были. И с этими задачами ты и так уже на разрыв – нужен мне одновременно в нескольких местах, да к тому же я тебе только что еще несколько новых привез, так что тебе и своих проблем за глаза хватит, их бы успеть решить. А ему, этому облеченному властью подонку, что одну Марину под трибунал и лагеря подводить, что тебя вместе с ней, что весь наш отряд – никакой разницы нет. Но я с Трофимовым уже все обговорил – не будет больше этой твари в отряде, с первой же оказией в тыл его отправим… Кстати, обрати внимание на то, как бригадный комиссар лихо ситуацию разрулил: и хамскую дурость своего подчиненного прекратил, и напряженность в отряде одним махом снял – вот с ним нам действительно повезло. Так что, повторяю, никакой твоей вины в эксцессах этого морального урода нет, а вот за то, что проявил инициативу и в мое отсутствие хотел просьбу Кузнецова решить, вот за это хвалю и благодарю, это ты молодец. Поэтому прекращай себя виноватить и слушай новые задачи – война на сегодня еще не закончилась.

Итак: сейчас организуй прием и учет новых трофеев; пленных канцеляристов, что мы привезли, разделить и под отдельную охрану; потом своим снайперам скажи – пусть готовятся на боевой выход, и ты, кстати, тоже готовься, мне там особо нужен будешь, а потом найди Петрова, с собой пяток его автоматчиков захватите и вместе подходите ко второму особисту – он вроде нормальный. Я сейчас раненых проведаю, потом тоже к вам подойду, и мы из пленных для выполнения особо важного и срочного задания добровольцев отбирать будем. Да, и Петрову скажи, чтобы он ящик с немецкой лагерной картотекой, что сейчас автоматчик в легковом вездеходе охраняет, с собой забрал и особисту передал. Вопросы есть? Нет? Тогда исполняй, Павел Егорович, времени в обрез.

Подходя к месту, где отдельно от остальных обустроили раненых и больных, Сергей невольно улыбнулся: война войной, а сердцу не прикажешь. Возле заранее оборудованных Авдеевым лежанок для раненых хлопотала Марина в компании отрядных санинструкторов, а возле нее, чуть поодаль и за кустами, переминался с ноги на ногу Кеша, он же Иннокентий Беляев, он же главный связист отряда, и, кажется, он же теперь ее самый главный воздыхатель, неотрывно следящий за девушкой печально-влюбленными глазами. Похоже, он, в полном соответствии с латинским значением своего имени, до сих пор так и не решился с ней заговорить. Причем, судя по легкой улыбке, время от времени пробегавшей по лицу Марины, она воздыхателя и все его нерешительные потуги отлично видела, и это ее, похоже, весьма забавляло.

Сергей чуть изменил маршрут, подошел к Беляеву сзади и тихо поинтересовался:

– Что, так и не решился подойти? Ничего, не переживай особо, чуть позже я вам с ней какое-нибудь общее дело найду, там и познакомитесь поближе. А сейчас дуй к особисту, скажи, я прислал, после чего поможешь ему в немецких документах разбираться.

Сам после того, как Кеша, полыхнув стеснительным румянцем и от волнения забыв уставной ответ – мальчишка еще зеленый, а не технический начсостав, – умчался, подошел к раненым.

– Как он?

– Плох, – печально и встревоженно ответила Марина, без слов догадавшись, о ком идет речь. – Значительно хуже, чем вчера вечером был – температура еще поднялась, от сильного жара и боли все чаще впадает в забытье, вот и сейчас без сознания. Боюсь, как бы уже сегодня не помер, пока до госпиталя доберется.

– Госпиталь прямо сейчас недоступен – если его днем везти, тогда любой пролетающий мимо немецкий самолет и его смерть приблизит, и сопровождающим не поздоровится. Попробую под вечер отправку организовать, а пока нужно думать, чем мы ему здесь и сейчас помочь можем… Ты наши медикаменты смотрела?

– Смотрела, и все, что нашла подходящего, ему уже дала, но… по-хорошему, ему надо бы как можно скорее раненую ногу вскрывать, осколок удалить, рану на всю глубину почистить, гной и некрозные ткани убрать – тогда, может, до госпиталя и дотянет.

– А ты это сможешь здесь и сама сделать? Ты же вроде в хирургии была?

– Ну, я ведь только медсестра, хоть и операционная… – Марина с сомнением покачала головой. – Хотя если другого выхода нет и больше некому, тогда делать нечего – буду вскрывать, при таких-то вариантах. Инструменты хирургические у вас в укладках я видела…