Александр Афанасьев - Врата скорби. Последняя страна

Это был русский. И у него была палка – что-то вроде длинного шеста, который используют в горах пастухи, чтобы перепрыгивать небольшие трещины и провалы…

– Я хочу напомнить тебе о твоем обещании – сказал русский. За то время, пока он был в горах – он сильно оброс бородой и стал похожий на одного из местных, из тех, кто не стрижет бороды [19] То есть, на исламского экстремиста. В горах не принято носить длинную бороду, особенно летом, а люди высокого положения – иногда и вовсе бреются, чтобы подчеркнуть то, что у них есть бритвенные принадлежности и что они близки к англичанам (или русским). .

– О каком обещании, русский? – сказал Джасим, чтобы немного потянуть время.

– Ты не помнишь своих обещаний? Ты должен свести меня с теми, кто ищет справедливость в этих горах…

Джасим покачал головой

– Ты болен и не можешь идти туда, русский

– Болен я или здоров, о том знает лишь Аллах Всевышний… К тому же – разве ты не знаешь о том, что шахидом на пути Аллаха становится и том, кто пал в сражении, и тот, кто упал с коня на пути к нему и сломал шею или умер от болезни.

Джасим испытал раздражение – от того, как русский свободно оперирует понятиями из ислама и побеждает его на его же поле…

– Ты не правоверный, русский. И ты не идешь по пути Аллаха. Поэтому – и шахидом тебе никогда не стать…

И с этими словами – Джасим обогнул стоящего на тропе русского и исчез в сгущающейся темноте…

Но забыть свои слова и свое обещание – Джасим не мог. И потому – через три дня, он постучался в дверь дома знахаря, где приходил в себя Григорий…

У Григория были люди. Несколько казаков из наиболее опытных, в том числе и Петро Кательников. Обсуждали, что делать дальше – казаки, если действуют сами по себе, никогда не принимают решение кем-то единолично. В любой казачьей роте или полуроте – есть небольшой коллективный орган принятия решений – Круг. В казачьих войсках есть хорошо известный Войсковой круг, но это орган скорее официальный, а те круги, которые собирают казаки в таких ситуациях как эта – имеют мало общего с официальным. Они обычно даже не выбираются – казаки знают, кто из них опытней и решительней остальных. И душой никто не кривит – неверное решение ведет на смерть…

Григорий молча посмотрел на Джасима, одетого по походному, с длинным посохом в руке и винтовкой за плечами. Ничего не сказав, вернулся назад, начал натягивать укороченные, десантного, а не казачьего образца полусапоги, которые обычно носил.

– Ты куда? – спросил Кательников

– На кудыкину гору… – буркнул Григорий – скоро вернусь.

– Вот так голос. Ты чего, атаман…

– Надо кое с кем встретиться. Не ходите за мной.

Кательников встал со своего места, глянул в окно.

– Атаман… ты здоровый, чи как? Тебя ж там зарежут.

– Иншалла…

– Тю… совсем спятил… – выразил свое мнение еще один из казаков, бровастый и бородатый Кузьма Степнов, отличный, почти уникальный пулеметчик, попадающий из Максима в стеклянную банку за версту и умеющий вести огонь накатом [20] Старое и забытое сегодня умение, ушедшее в прошлое с пулеметчиками старой школы. Огонь накатом – значит, огонь по минометной траектории, по не видимой цели, например, по пехоте противника с обратной стороны холма. Сейчас такое считается невозможным – а ведь тогда были и такие мастера .

Кательников – схватил Велехова за руку

– Ты чего, атаман. Опомнись…

– Выйдем.

– Здесь говори. С каких пор у тебя – от казаков секреты.

– Да не от казаков… – Григорий показал глазами на стену. Там и жил знахарь, точнее – знахарка. И кому она может пересказать разговор – то одному шайтану известно…

Вышли – втроем, Степнов с ними. Было уже совсем тепло, почти по-летнему. Для гор Хадрамаута это означает – выше тридцати в тени…

– Ты чего, атаман, с аллашниками говорить собрался? Да они тебя… на нас на всех приговор Шуры, забыл [21] То есть смертный приговор по законам шариата. Практически все опытные казаки в старших унтер-офицерских и офицерских чинах были приговорены к смерти ?

– Да не с аллашниками. Про Идарат слыхали?

– Это эти… сицилисты что ли? Еще хлеще…

У казаков и «сицилистов», то есть членов социалистических партий, таких как эсеры или большевики – кровь была с двадцатых. В те годы – обе стороны буквально вели охоту друг за другом, доходило даже до взрывов у казацких казарм. Одни были «сатрапами царской власти», другие «бунтовщиками и мятежниками». До сих пор в крупных городах – многие не подавали казакам руки, и если случался в обществе человек в казачьих чинах – вставали и уходили. Война к этому времени уже прекратилась… но горячая, а холодная – по-прежнему продолжалась. Две части общества – большая и малая – продолжали жить в одном государстве, смертельно ненавидя друг друга.

– Да какие тут сицилисты… – с досадой сказал Григорий – ты вокруг глянь. Ну, какие тут к шайтану сицилисты?

– Какие… сицилисты везде есть.

– На него посмотри – Григорий указал на молча стоящего в стороне Джасима— какой из него сицилист?

– Так и те тоже сицилистами с рождения не были – вступил в разговор Степнов – по ниверситетам нахватались, револьвер купили и вперед. Это запросто…

– Там – никому и тридцати лет. Щенята они. Справедливости хотят. Скажи – много тут справедливости вокруг – а?

– Какая тут справедливость?

– То-то и оно. А они ее хотят. Надо с ними поговорить. Несправедливость – там, во дворце сидит. Скинуть ее – и можно что-то новое начать. Надо им это сказать. Не сказать – они против нас воевать будут. Нам это надо?

– Тю… будут они тебя слушать.

– Будут. Так, казаки, решайте. Если я атаман, так будьте добры слухать. Нет – так и долой, делайте выборы новые, пусть другой атаман будет. А я все равно пойду.

Кательников вздохнул

– Один то не ходи.

– Если всей сотней пойдет – так с ними брухнемся. Если один пойду – стрелять они не будут. Поверь моему слову…

Кательников – проводил взглядом атамана, наклонился к Степнову – у того от постоянной стрельбы был совсем худой слух.

– Давай за Митрием. Пусть следом дует…

– Долго идти то?

Джасим, выносливый, крепкий как молодой бычок – коротко усмехнулся

– Как Аллах даст.

И, смутившись от того, что так ответил человеку, который вдвое старше его – пояснил

– Я сам не знаю. Они сигнал дадут. Я никогда не знаю, где они, мне говорят – иди там то. А они сами нас найдут…

– Понял.

Григорий оценил – умно. Очень умно. Даже слишком умно для движения, которому всего несколько лет и которое зародилось в нищих горах некогда захудалой и никому не нужной провинции Османской империи. И ясно, что местные – такие методы измыслить не смогли, тут приложили руку матерые подпольщики