Анатолий Дроздов - Князь Мещерский [СИ]

За столом я много улыбался, шутил и вообще выглядел весьма довольным. Окружающие сочли это результатом успешной миссии в Париже и оказанного ее главе почета. На самом деле я спускал пар. Душа пела. У нас получилось, мать вашу! Упырь, отдавший приказ убить русскую императрицу, вследствие чего погибли десятки невиннных людей, получил по заслугам. Лежит сейчас в морге, и хорошо, если целой тушкой. Замочили мы его. Трепещите, лаймы!

После обеда народ рванул по парижском лавкам – запасаться подарками для родных и друзей. Я тоже купил Ольге роскошный пеньюар – жениху такое можно. У нее, конечно, есть, но тут с самого Парижу… Приобрел кое-что в подарок коллегам, после чего деньги кончились. Дорого у буржуев! В отель я вернулся в сумерках и только сложил подарки в чемодан, как в дверь номера постучали. Удивленный – никого не ждал, я пошел открывать. Перед этим вытащил из кармана «браунинг» и передернул затвор. Кто знает, кого там принесло? Я не параноик, но сегодня мы грохнули британского премьера. Вряд ли лаймы нашли концы, но подстраховаться не мешало.

В коридоре стоял незнакомый мужчина лет сорока с гладко прилизанными волосами и незапоминающимся лицом.

— Ваше сиятельство, — обратился он по-немецки, поклонившись. — Я Густав Шмидт, личный секретарь князя Гогенлоэ. Он просит вас оказать ему честь разделить с ним ужин.

— Дверью не ошиблись? — спросил я. — Не знаю никакого Гогенлоэ.

— Не ошибся, — сказал порученец. — Вы князь Мещерский, лейб-хирург русской императрицы и жених ее дочери. Мой патрон с вами не знаком, но много наслышан и убедительно просит принять его предложение.

Я задумался. Гогенлоэ – это, вроде, немецкая династия. Их там как собак нерезанных. Отсюда истекает, что Гогенлоэ – враг. Чего ему от меня нужно? Ясен пень, не орден вручить. Шлепнут или отравят, а потом скажут, что так и было. Вряд ли, конечно, не в Берлине находимся, но осторожность не помешает. Ладно, я князь или где?

— К сожалению, не могу принять предложение. Занят. Передайте это князю.

— Погодите, ваше сиятельство! Мой патрон полагал, что вы можете отказать, и просил передать, что встреча пройдет в ресторане отеля. Это безопасно. Вы можете взять с собой охрану. А это в знак серьезности его намерений, — он сунул мне в руку крытую бархатом коробочку. — Подарок от князя. Он будет ждать вас в семь часов.

Порученец поклонился и зашагал прочь. Я открыл коробочку. Твою мать! Коридор озарял электрический светильник, весьма тусклый по моим представления, но даже при таком освещении лежавший внутри камень заблистал многочисленными гранями. Бриллиант – это к ювелиру не ходи. Огромный – с фалангу большого пальца, да еще розовый. Розовый, млять! Насколько знаю – редчайший оттенок. Фашист меня купить вздумал? Ну, я тебе!

Останавливать порученца было поздно – он уже скрылся с глаз, и я вернулся в номер. Глянул на часы – шесть тридцать. Ладно, сам верну, заодно узнаю, что нужно от меня этому гадскому немцу. Водкина и Пьяных возьму: для солидности и алиби. Пусть донесут своему начальству, что я не веду тайных переговоров с врагами.

Ровно в семь, сопровождаемый жандармами, я вошел в зал ресторана. Ко мне тут же подлетел метрдотель.

— Прошу следовать за мной, ваше сиятельство! — сообщил, кланяясь.

Я барственно кивнул – держим марку. Метр подвел меня к столику в отдалении, за которым сидел сухощавый, пожилой господин – лысый и с седыми усами. Не с пышными, какие здесь носят, а аккуратно подстриженными. Завидев меня, немец встал. На нем был штатский костюм из шерсти, явно сшитый хорошим портным – он облегал фигуру незнакомца, как вторая кожа. Несмотря на гражданский фасон, костюм выглядел, как мундир, а осанка князя говорила о долгой муштре на плацу.

— Гутен абенд, князь! — сказал немец, чуть склонив голову. — Спасибо, что приняли мое предложение.

— К сожалению, пришлось, — ответил я и выложил на стол коробочку. — Что это значит? Решили меня купить?

— Что вы? — улыбнулся он. — Всего лишь презент. Знак внимания, не более того.

— За этот знак можно снарядить армию.

— Армию вряд ли, — покрутил головой немец, — но на дивизию хватит. Присаживайтесь, Валериан Витольдович, — он старательно выговорил мое имя и отчество, — поговорим. Можете отослать своих охранников – здесь вам ничего не угрожает. Я не идиот, чтобы угрожать русскому князю в центре Парижа. Хочу всего лишь поговорить.

Я подумал и сделал знак жандармам. Те кивнули и расположились за столиком неподалеку. Я сел, немец – следом. После чего уставился на меня.

— Мое имя вы знаете, а вот ваше мне неизвестно, — начал я.

— Извините, — он обозначил поклон, — следовало представиться сразу. Карл Хлодвиг Эдуард цу Гогенлоэ-Шиллингсфюрст, князь Германской империи, герцог фон Ратибор-унд-Корвей.

— Охренеть! — сказал я по-русски и добавил по-немецки: – И это все вы?

Гогенлоэ засмеялся.

— Хочу предупредить вас, — сказал, закончив, — что я понимаю по-русски. Моя мать, урожденная Витгенштейн, родом из России. Ее дед, русский фельдмаршал, отличился при нашествии Наполеона, за что был пожалован императрицей поместьем в белорусских землях. К сожалению, по-русски я говорю плохо, поэтому, если нет возражений, продолжим на немецком.

Я пожал плечами: нет проблем.

— А теперь, поскольку вы почтили мой столик своим присутствием, я сделаю заказ официанту. Выбирайте! — Гогенлоэ придвинул мне меню.

— Все равно! — махнул я рукой. — Любое мясо и картошка. Устриц и прочих морских гадов не нужно – не люблю.

— Вино? — спросил немец.

— Ром.

— Сразу видно солдата, — кивнул князь. — Воевать мне не довелось, хотя в армии послужил.

— А сейчас?

— Генерал-оберст в отставке, — сказал немец. — Государственных постов не занимаю, империи не служу.

И чего, в таком случае, тебе нужно?

Князь сделал заказ подскочившему официанту, и тот почти мигом вернулся с бутылками и закусками. Поставил передо мной тарелку с тонко нарезанной ветчиной и бужениной, перед немцем – с семгой и еще какой-то рыбкой. После чего наполнил бокал Гогенлоэ белым вином, дав перед этим князю его продегустировать, а мне плеснул в рюмку рому.

— Прозит! — провозгласил немец, подняв бокал.

Я кивнул: прозит так прозит. Не самый худший тост. [66] То же самое, что «За ваше здоровье!» у русских. Мы выпили и закусили. Ром оказался чудным, ветчина – ароматной и нежной. Умеет немец выбирать, мне такую не подавали. Гогенлоэ без удовольствия ел свою рыбку.

— Мясо мне нельзя, — сказал, поймав мой взгляд. — Врачи запретили. Подагра. Приходится есть рыбу.

— А вино можно? — поинтересовался я.

— Его – тоже нет, — вздохнул немец. — Но если лишить себя всех удовольствий, то зачем жить? Как считаете?