Алексей Махров - Стажер диверсионной группы [litres]

А немецкого полку прибыло – подъехали несколько грузовиков с пехотой, парочка «Ганомагов», шестиколесная радийная машина и пять чешских танков с клепаными башнями. Это были легкие «Праги» с 38-миллиметровыми пушечками. Бой нарастал, и все его перипетии стали ускользать от Пасько. Некогда было следить за баталией, следовало всем взводом накинуться на немецкую пехоту.

– За мной! Где пулеметчик?

– Здесь!

– Отсекай немцев! Прикроешь нас!

– Есть!

Старшина перебежал к подбитой «тройке» очень вовремя – мимо как раз проезжал немецкий танк, грохоча и напуская копоти. Несколько немцев с «Маузерами» бросились русским наперерез, но «Дегтярев» скосил их.

– Пашка!

– Здесь!

– Полезай в танк…

– Так он же ж немецкий!

– Дослушай сначала, балда! Снимешь там пулемет ихний и сюда!

– Понял!

– И патроны не забудь!

– Ага!

«Ага…» – подумал про себя старшина. Вот тебе и ага… В Красной Армии до сих пор не прижилась фразочка «так точно». «Да, тащ командир», – отвечает боец, и весь сказ.

А немцы словно взбесились – пули так и звенели над головой, одиночные и очередями, впивались в землю, в деревья – и в людские тела. Те красноармейцы, что поопытней, мигом окапывались, выставляя между собой и врагом кучку земли. Порой она спасала.

Павлу повезло – он успел нырнуть в танк, прикрываясь крышкой, а выполз через эвакуационный люк с левого борта. Дальше ползти было опасно, все простреливалось, и красноармеец залег, укрывшись за гусеницей. Заимствованный «эмгач» тут же зачастил, короткими очередями отваживая фашистов.

Между тем в цепи «тридцатьчетверок» образовалась брешь – в борт нашему танку вошло сразу два бронебойных. Боеукладка не сдетонировала, но и никто из экипажа не спасся – после такого попадания человеку не выжить.

За собрата тут же отомстила «бэтэшка» – выскочив из-за холмика как черт из табакерки советский танк тут же выпустил в «тройку» снаряд. С каких-то двадцати метров он прошил бортовую броню немецкого танка, загоняя тому под стальную кожу очень неприятную занозу – огонь ударил изо всех люков «тройки», красноречиво свидетельствуя – живых не осталось.

И тут новая напасть – немцы стали бить из минометов. Мины свистели и падали градом, выбивая красноармейский взвод.

– Отходим! – заорал Пасько. – К лесу, к лесу!

Иван помог раненому Пашке, они оба отползли к недалекому леску, где деревья создавали хоть какое-то укрытие от осколков и пуль.

А «бэтэшки», которые совсем недавно бегали вокруг «тридцатьчетверок», исполняя вторые роли, серьезно взялись за немцев, уничтожив все «Праги», запалив «Ганомаг», расстреливая и перелопачивая гусеницами немцев, сыпавшихся с грузовиков, а тех, рыча и лязгая, давил «Т-34».

Правда, в строю остались лишь два «БТ-7»…

С грохотом слетела башня «тридцатьчетверки» – ее сбила чудом уцелевшая зенитка. Но уцелел и мехвод – без башни, как всадник без головы, танк помчался прямо на позицию зенитчиков и подмял под себя орудие.

Старшина приподнялся, тряхнул гудевшей головой, поправил зачем-то пилотку. От его взвода осталось десять бойцов… Десять – это если Мирон выжил… Тут же прилетел снаряд, выпущенный «тройкой». Осколочно-фугасный разорвался прямо на опушке, выбивая четверых, включая обоих пулеметчиков.

– Т-твою-то ма-ать…

Прямо за деревьями, будто прячась от немцев, остановился «БТ-7». Ну, как остановился… Наскочил на крепкий дубок передком и заглох.

Из верхнего люка показался Зеленый. Тоскливо матерясь, он спустился на землю и отворил переднюю «дверцу» – в ней зияло рваное отверстие. Мехвод был мертвее мертвого.

Оглянувшись на пехотинцев, командир танка крикнул:

– Товарищи! Помогите вытащить!

Товарищи помогли и уложили павшего на землю. Зеленый стоял, осунувшись, а его лицо кривила злая гримаса. Неожиданно повернувшись к Пасько, он сказал:

– Ты как-то обмолвился, что имел дело с трактором?

– Было дело.

– Может, сядешь тогда за рычаги? Мочи нет терпеть этих гадов! А у нас еще треть боекомплекта есть!

Старшина почесал в затылке и оглянулся на своих, неожиданно замечая подходившего Мирона. Снайпер бережно держал в руках свою разлюбезную «светку».

– Мирон! – обрадовался Пасько. – Живой! Молодец! Принимай командование! А я танкистам помогу чуток…

Кое-как устроившись на сиденье, тщательно обтертом ветошью, старшина постарался разобраться с танковым хозяйством побыстрее и завел двигатель. Слава богу, работает…

Не сразу, но «бэтэшка» послушалась нового механика-водителя. Сдала задом, развернулась – и понеслась вдоль леса, ныряя за маленькие холмики, прикрывавшие танк всего лишь до башни.

– Когда скажу: «Короткая!», – прозвучал по ТПУ голос Зеленого, – остановишь! А как выстрелим, трогайся снова!

– Понял!

– Держи на горелые «Праги»! За ними укроемся!

Игнат Михайлович поравнялся с чадящими «чехами» как раз в тот момент, когда четыре или пять «троек» расстреливали «тридцатьчетверку», – у той гусеница распустилась. Два снаряда профырчали над корпусом русского танка, еще два пробороздили броню, и лишь один попал, разорвав целую гусеницу.

Наводчик с «Т-34» тоже сплоховал с первым выстрелом, но быстро справился с собой и второй бронебойный положил как надо, пробивая башню одной из «троек», – те сгрудились, изнывая от желания угробить «унтерменша». Боекомплект немецкого танка не сдетонировал, но снаряд, разорвавшийся внутри…

– Так его! – вырвалось у Пасько.

Ему был хорошо виден встречный танковый бой – прямо перед лицом сквозила основательная пробоина. Кулак только так просунешь.

– Короткая!

Полсекунды промешкав, старшина затормозил. «БТ» качнулся, а орудие гулко выстрелило.

– Есть, командир! Подбили!

– А то!

Последний возглас Пасько едва расслышал, он в это время трогался с места, обходя груды раскаленного металла, чадившие противным синим дымом, – бывшие «Праги». Один из чешских танков выглядел целым, но здоровенная вмятина на башне кое о чем говорила – при попадании клепки выскакивали вовнутрь и поражали экипаж не хуже охотничьих жаканов.

– Михалыч! Развернись за «Ганомагом»! Дадим «тройке» поджопника!

– Бронебойного!

– Есть!

Вокруг порванного снарядами бронетранспортера лежали десятки тел в «фельдграу», и старшина пустил танк прямо по трупам, жалея, что не по живым, – та жуткая картина с ранеными детьми, которых давили гусеницы «троек», останется в его памяти до самой смерти.

Развернувшись, Пасько увидел прямо перед собой свору «Т-III», добивавших «тридцатьчетверку». Советские танкисты уже не могли стрелять из пушки – башня была перекошена, но курсовой пулемет все еще частил, хоть и не приносил немцам никакого вреда. Еще один выстрел, довольно меткий, и немецкий снаряд вошел точно по месту стрелка-радиста.