Ярослав Зуев - 4891

— Опять стройбаны?! — аж задохнулись наши.

— Не надо было ССанКордон без оглядки разбирать, — пояснили Давидовичи. — Тогда надобность в ЕвроПериметре отпала бы. Ибо, как бы не был отвратителен ваш Кордон в глазах либерально мыслящих обитателей Западного крыла, сколько бы диссидентов к нему не поставили бы без суда и следствия палачи-чрезвычайники за долгую и страшную историю Красноблока, но, простояв без малого полвека, ССанКордон постепенно превратился в один из ключевых элементов несущей конструкции Дома в целом. Его, короче, нельзя было взять и сломать, даже если вам очень хотелось. Вот западникам и пришлось в авральном порядке строить новую стену на замену старой, что вы разрушили. Чтобы избежать перегрузок и, не дай, Архитектор, обрушений.

— Радуйтесь еще, что с вас, дураков, полную стоимость ЕвроПериметра решили пока не взыскивать, — добавили Давидовичи с самым серьезным видом. Мы, понятно, вздохнули с облегчением, подумав: хотя бы с этим-то повезло.

Далее выяснилось: ЕвроПериметр спроектировал выдающийся инженер месье Шенген, достойный наследник великого месье Эйфеля. Он же в Еврозоне отвечает за ТБ. И, таким образом, именно месье Шенгену решать, кого из стройбанов пускать в Западное крыло, а кто — пока обойдется. Ибо, разжевывал свою позицию Шенген, если бывшие стройбаны, разумеется, из самых благих побуждений, ринутся массово брататься со швабрами, лягушатниками, лапшистами и прочими жителями Западного крыла, появится риск смещения центра тяжести Дома, что чревато самыми катастрофическими последствиями. Именно чтобы не допустить перекосов, перегрузов и других косяков, Европериметр оборудован надежными турникетами, а также декомпрессионными камерами шлюзового типа, разработанными, чтобы избежать разрушительного воздействия перепада давлений. Или гидравлического удара, как выражался сам Шенген. По тем же соображениям, им были введены жестко лимитированные квоты для мечтающих попасть в Западное крыло стройбанов.

— Пускать, разумеется, будем, но маленькими порциями, — обещал Шенген с рекламных буклетов, распространявшихся по специальной программе Европериметризации. — Для начала, мы могли бы принять партию выдержавших face-control девиц. Пожалуй, мы даже возьмемся обеспечить этих отважных первопроходчиц комфортабельными рабочими местами в коридорах красных фонарей на этаже бенилюксусов. Привычный девушкам свет не выключается там круглыми сутками. Это позволит им быстрее адаптироваться к условиям свободного рынка…

Понятия не имею, о чем шла речь, не интересовался этим вопросом, но от желающих участвовать в объявленной Шенгеном гуманитарной программе не было отбоя. В итоге, вдобавок к Коридору красных фонарей у бенилюксусов, были построены аналогичные коридоры в других отсеках Западного крыла. Когда и они были переполнены, квоты стали жестче даже для девушек, благополучно прошедших фейс-контроль. Что же до всех прочих, кто не вышел ни полом, ни фейсом, Шенген требовал показать заправленный кислородом тысячелитровый индивидуальный баллон, вмурованный в стену по месту постоянной прописки. Он служил месье Шенгену чем-то вроде гарантии солидности намерений. Шенген подсчитал: ни один стройбан, обладающий таким баснословным состоянием на правах частной собственности, ни за какие коврижки не пустится в бега, как только очутится внутри Европериметра.

Мне не светило скопить столько воздуха до самой старости, даже, если б совсем перестал дышать. Кстати, что скоро перестану, были шансы. Я ведь, как назло, потерял работу. Стыдно, конечно, жаловаться. Ведь в ту пору несладко приходилось всем, за исключением, разве что, самих Давидовичей, да многочисленных членов их семей, организовавших нечто вроде убогой пародии на Биллиардный клуб местного разлива, плавно переходящий в воровской общак. Конечно, если верить Давидовичам на слово, чего скоро не позволяли себе даже самые доверчивые стройбаны, у нас в Кур1не все было тип-топ. Пожалуй, в частном случае Давидовичей, это действительно соответствовало истине, чего никак нельзя сказать об остальных. Причем, чем радужнее становились перспективы, рисуемые перед нами управдомами, тем туже мы затягивали пояса.

Заливая про чудесные апартаменты с бассейнами и сплит-системами, куда нас в самом скором времени отселят из провонявшихся портянками казарм, Давидовичи буквально пританцовывали на месте, сгорая от нетерпения приступить к распилу ранее числившихся на балансе Красноблока площадей. Прежде, до раздела Единого и Неделимого Лицевого Счета, они формально принадлежали всем стройбанам в равных долях, и, таким образом, были ничейными. Положение следовало немедленно исправить, это Давидовичи понимали хорошо, но, сперва, им надлежало чем-то занять стройбанов. Пока те не начали задавать неудобных вопросов. Короче, жильцов новоиспеченных Национальных квартир надо было срочно чем-то отвлечь. Смотавшись для консультаций в Пентхаус, где Давидовичей инструктировал сам Джеффри Скунс, ведущий спец Межэтажного Воздушного Фонда по безнадежным долгам, они, по возвращении, предложили жильцам заняться поисками национальных лиц, утраченных в результате длительной красноблочной оккупации. Жильцы купились, и давай искать. Тут-то и выяснилось, что пресловутые лица стерты. Лица стерты, краски тусклы, то ли люди, то ли куклы, пел еще в домостроевские времена известный рокер Макар Андреевич. И, допелся. Оказалось, так и есть: нацлица фактически напрочь отсутствуют у большинства стройбанов. Затесаны под интернациональный стандарт. Это ужасное открытие на первых порах так потрясло Давидовичей, что они, сгоряча, чуть не начали дорисовывать недостающие фрагменты лиц с помощью утилиты Adobe Photoshop. Это оказалось слишком хлопотно и, к тому же, дорого, за лицензионное ПО правообладатели драли не по-детски. В результате, похерив идею широкого использования графических редакторов, Давидовичи отдали предпочтение бюджетному варианту, предложив жильцам собственноручно искать виновников отсутствия у них национальных лиц. Вот тут-то и попали под раздачу учителя соборного наречия, использовавшегося в Красноблоке для нужд межнационального общения. Случалось, разъяренные стройбаны чинили над ними самосуд, отлавливали, лупили по лицам и требовали вернуть им нацлица. Как будто учителя были хоть в чем-то виноваты…

К счастью, в Кур1не обошлось без эксцессов. Правда, выпущенные из зубных кабинетов КЖС патриотически-настроенные историки, превратившиеся в истериков стараниями изуверов-дантистов в штанах с синими лампасами, доказывали общественности, будто бытующее в Соборе наречие является набором животных звуков, исторгавшихся на заре Домоздания сексуально фрустрированными пещерными медведями с целью завоевания симпатий фригидных медведиц, но бывшие стройбаны прислушивались к ним в пол уха. Не до изысков им стало. Даже когда наречие вывели из обихода, а бывших учителей переименовали в зоологов, снабдив так называемыми медвежьими билетами, это не вызвало общественного резонанса. Главным образом потому, что у нас не было общества, и резонансу негде было разгуляться. Тем не менее, я поздравил себя с тем, что по совету Отца не подался в лингвисты, была у меня такая идея. Еще я мечтал стать историком Дома, но эту затею Отец тоже отверг. Ему, видите ли, хотелось, чтобы я последовал по его стопам и сделался технарем. Даром, что меня с детства мутило от техники.