Ярослав Зуев - 4891

Эту историю я слышал в интерпретации Риты, она, естественно, сильно разнилась с той, которую излагал Полковник. По словам Риты, ее родной дед, Электрон Адамович, будучи дружинником, стоял на вахте у входных дверей, когда швабры, находившиеся в состоянии, порочащем достоинство жильца, вероломно снесли их с петель. Ворвались в Красноблок, дико вопя и размахивая подручными средствами, включая бейсбольные биты и кухонные молотки, из чего нашим сразу же стало ясно: дебош на нашей территории затевался давно и был обстоятельно продуман. Электрон Адамович, не растерявшись, первым принял удар, заступив им дорогу с багром, который успел сорвать с пожарного щита. И сдерживал толпу хулиганов около получаса, пока на подмогу не подоспели поднятые по тревоге ополченцы. Рита очень гордилась подвигом деда, и я ее прекрасно понимал.

— Говорю тебе, Электрошка всучивал в районе боевых действий шнурки! — еще сильнее развопился Полковник. — Дгужинником он был, оказывается! Как же, сейчас. Попался под горячую руку, схлопотал по репе. А Мишка все переврал, и давай швабрам на совесть давить. Дескать, вы теперь предо мной, как прямым потомком жертвы, в неоплатном долгу, предкам своим спасибо скажите, не надо было хайль Шпиль орать на каждом углу. Швабры решили не связываться, прописали его у себя, благоустроенную квартирку за счет жилтоварищества выделили, с встроенной кухней, душевой кабиной и сплит-системой, на минуточку. Живет там теперь Мишаня, и горя не знает, на полном пансионе, сосиски, гнида хитровыебанная, за бесплатно жрет, а швабры с него еще и пылинки сдувают. Уметь надо, блядь…

Выплеснув на меня порцию негатива, Полковник отправился на поиски чего-нибудь спиртного, чтобы, по его выражению, прополоскать рот. Свой шнапс он к тому времени допил. Я же отправился паковать сумку, ранним утром мне было идти за новой партией тапок. Челнока, как известно, ноги кормят.

Тем вечером, лежа на койке в казарме, я долго не мог уснуть, снова думая о Рите. Это была первая весточка о ней с тех пор, как они с дядей Мишей перебрались в Западное крыло. По словам Полковника, у нее все было хорошо. Большего я у Архитектора и не просил никогда для нас…

Обетованка… — думал я, смакуя это слово на вкус.

— Их одних в Западное крыло за красивые зенки пускают, остальным, млять, от ворот поворот и еще коленом по копчику от этого пидара Шенгена, — гавкал у меня в голове нетрезвый голос Полковника.

Ну и что, что Обетованка, — думалось мне. — Так ведь только лучше, это многое объясняет…

Мы выросли с Ритой в одном песочнике, об этом я уже говорил. Порой мне казалось, я знаю свою подружку, как облупленную. Это было, разумеется, не так. Иногда я ее не понимал. В Рите всегда крылась какая-то загадка, и я был бессилен ее разгадать. Быть может, то была печаль ее карих глаз? Я не знал ответа, но не сомневался, именно эта ее черта по-особенному очаровывает меня. Завораживает. Пьянит. Наверное, то был отголосок Древней Тайны, передавшейся ей в генах от пращуров, частичка крови, что текла в жилах самого пророка Моше. Вот и ее папу звали так же…

Короче, зря Полковник выводил Михаила Электроновича на чистую воду. Ничего у него не вышло. Превратившись в обетованку, Рита стала еще желанней для меня. А, заинтересовавшись историей ее предков, я узнал для себя много нового. В частности, что им частенько перепадало от других жильцов еще со времен самовлюбленного и деспотичного управдома Ухогорлоносора, отобравшего у обетованцев их Обетованную квартиру прежде, чем они успели ее толком обжить. Правда, Ухогорлоносор недолго радовался, чуть позже деспота схватили и швырнули в Балласт, где ему, к слову, было самое место. Это событие лишь утвердило нерушимую веру обетованцев в особые планы Архитектора в отношении них. Жильцы соседних квартир были под таким впечатлением от веры обетованцев, что сами скоро приобщились к ней, переняв у них Начертание — самую важную книгу из всех, что когда-либо издавались в Доме.

Начертание уважали все, кроме фашиствующих античных лапшистов. Преисполнившись самой черной завистью из-за того, что именно обетованцы считаются избранниками Архитектора, лапшисты напали на них. Снова выселили из квартиры и разогнали по всему Дому. Так началось великое и, в равной степени драматическое рассеивание обетованцев по отсекам. Часть из них забрела в Западное крыло. Кое-кто даже утвердился в Пентхаусе. Одни обетованцы попали в Подвал. Другие — в мрачные отсеки нигролов, где их, понятное дело, тотчас сожрали. Третьи — в Красноблок, причем, до того, как чрезвычайники выкрасили его суриком, разбавленным кровью, но это уже — отдельная история…

За что я еще люблю свою работу? За то, что не сижу взаперти, чем уже, кажется, хвастал. Я — всегда в пути, лично столько тапок стоптал, что давно потерял им счет.

Дорога — это новые знакомства. Навру, если скажу, будто они все, без исключения, из приятных. Одни насиловики из коридорно-постовой службы чего стоят. Так и тянет назвать их подколодными вместо коридорных. И, тем не менее, жизнь убедила меня: большинство жильцов — хорошие. А если и поступают плохо — то не от хорошей жизни, а из-за стесненных обстоятельств и не осознавая: от каждого плохого поступка жизнь, в целом, становится только хуже, даже если вы в данном конкретном случае и поимели какие-то дивиденды.

В общем, не даром говорят: самое главное сокровище Дома — его жильцы. Вне зависимости от цвета кожи и исповедуемой ими религии. Взять хотя бы Муллу. Он — мой главный деловой партнер с этажа арафатников. Честный, порядочный человек. И ума — не занимать. Навидался всякого — на десятерых хватит. Что еще важнее: пришел в итоге к правильным выводам. А то ведь, многим, как говорится, хоть кол на голове теши…

Мы сблизились, поскольку Мулла в совершенстве знал наречие СОБРов. Очень удобно изъясняться не одними жестами, когда ведешь дела. Три четверти бед, обрушивающихся на Дом и его обитателей с удручающим постоянством, происходят не по злому умыслу, а из-за банального недопонимания между жильцами.

Короче, мы с Муллой быстро нашли общий язык. Наше сотрудничество оказалось взаимовыгодным. Запасы отменных арафаток всех цветов радуги в подсобках Муллы оказались поистине бездонными. Ассортимент был столь широк, что я нарадоваться не мог, теряясь в догадках, откуда же взялось такое сказочное изобилие. Кроме того, Мулла досконально разбирался в амуниции, хранившейся на складах нашими военруками и заранее знал, что заказать, чтобы не залежалось. Торговля шла бойко, конкуренты исходили черной завистью. Наше маленькое предприятие работало четко, как собранные швейцарами знаменитые механические часы.