Ярослав Зуев - Новый Вавилон

Это папа и без дяди Жорика прекрасно знал. Приехав в Израиль уже после операции Буря в пустыне, мы не застали времена, когда иракцы обстреливали страну советскими баллистическими ракетами «Скад» или «керосинками», как их звали в самой России, но вспоминания об этом еще были на слуху. Получив по шапке, Хусейн утихомирился, но это вовсе не означало, будто граждан Израиля ждут в Ираке с распростертыми объятиями.

— Впрочем, не совсем понимаю, что ты позабыл в Борсиппе? Сдается, теперь, когда мы заполучили оригинальный артефакт, самое время задуматься об экспедиции в Амазонию…

— Мы же не знаем координат Колыбели…

— Для начала, надо бы вывезти дар Иштар из России… — разговаривая с отцом, дядя Жора посасывал сигарету, свой любимый «Chesterfield». Он не хотел курить в доме из-за меня, и потому использовал сигарету, как дитя — пустышку.

— С Украины, — поправил приятеля Мишель.

— Да без разницы, откуда, Моше! Ты что, хочешь дождаться, когда они сроют холм, где ты закопал Ключ экскаваторами, чтобы шлепнуть на освободившемся пространстве парочку торговых центров?

— Не сроют, — заверил папа. — Пойми, Жорик, Владимирская горка — государственный заповедник, он охраняется законом. Там стоит монумент князю Владимиру, который объявил христианство господствующей религией на Руси. Как римский император Константин Великий в Византии…

— Поверь, Мишель, у них там сейчас одна религия — неоязыческий культ Золотого тельца, — возразил Жорик со смешком. — Им его с Запада подкинули, в одном комплекте с гуманитарной помощью и ножками Буша в кредит. А они и рады стараться, как дурачки, которым впервые водки плеснули. И беда эта, кстати, приключилась с ними вовсе не потому, что они — патологические грешники и идолопоклонники, с радостью отдавшиеся Мамоне, как только над ними перестал довлеть зловредный КГБ. Просто их коммунистический заповедник продержался на плаву несколько дольше, чем следовало, отчего они страшно истосковались по «рыжью», преданному мраксистами анафеме. Прикинь себе обжору после затянувшегося поста! Или заядлого блядуна после долгого воздержания. С голодухи они ринутся строить повсюду капища Тельцу, и не остановишь их, пока сами не уймутся, а это еще очень нескоро произойдет. Поэтому, гляди, Мишель, как бы вместо парка твоего с памятником какому-то Крестителю, не выкопали котлован для гипермаркета, который сегодня есть храм Восторжествовавшего Потреблядства. Смотри, как бы не пришлось локти потом кусать…

Но папа лишь отшучивался, хоть, полагаю, на самом деле ему было не до смеха. Зачем он морочил голову старому другу, не раз доказывавшему верность на деле? Почему не показал артефакт, неужели ему не хотелось поделиться с Жориком тем, что он узнал? Думаю, еще как хотелось, но…

Случившееся в России всерьез напугало отца. Знаешь, Дина, это как в старой присказке про английских охотников из Капской колонии. Прежде чем выслеживать льва, спроси у себя, действительно ли хочешь столкнуться с ним нос к носу в саванне, ходила между ними такая вот шутка. Как ты понимаешь, неспроста. Вот и Мишель пережил нечто подобное. Стараниями головорезов, замучивших невинного старика Игоря Ивановича, и только чудом не сцапавших нас, папа, похоже, утратил некоторую часть вышеупомянутой уверенности. Это — для начала. Было и еще кое-что, как я понимаю. Сейчас поясню в двух словах. Кто бы спорил, приятно, конечно, тешить себя мыслью, будто владеешь великой тайной, наделенной исключительным значением для всего Мироздания и лично для тебя. Это придает существованию осмысленности, которой начинает не хватать по мере того, как тикают биологические часы, и, одновременно, ни к чему не обязывает. Папа, ни шатко, ни валко, продолжал собирать сведения о Колыбели, главным образом, через интернет, но, со временем, это занятие превратилось для него в нечто вроде увлекательного виртуального квеста, интеллектуальной игры, которой он баловался на досуге релаксации ради, не отрывая ж… от дивана, ничем, в сущности, не рискуя и теша себя надеждами, что когда-нибудь…

Это откладываемое все дальше на потом «когда-нибудь», по мере того, как шелестели годы, рисковало вообще никогда не наступить. Думаю, папочку перестал смущать подобный оборот, в глубине души он приучил себя и к такому финишу. Все же лучше, чем, истратив кучу усилий, разочароваться в мечте, поцеловав запертую дверь или, хуже того, пустое место вместо Белой пирамиды. Вдруг все, во что верил Мишель, на поверку оказалось бы блефом? Нет, Мишелю совершенно не улыбалось почувствовать себя альпинистом, обнаружившим на вожделенной вершине ватерклозет. Стоило ли, учитывая все риски, форсировать события? Полагаю, Мишель не раз задавался подобным вопросом. Ответ звучал недвусмысленно: нет.

Кроме того, папа больше не хотел перемен. В его прежней жизни случилось слишком много потрясений. Спасаясь от них, мы удрали в другую страну. Она приняла нас, мы в ней прижились. У нас обоих появились друзья, жизнь потихоньку наладилась, мы больше не чувствовали себя парочкой астероидов, несущихся в вакууме невесть куда из эпицентра взрыва. Бросить все это, неизвестно во имя чего? Нет, у папы на это не было сил. Парадокс, но они с Жориком поменялись местами. Произвели рокировку, можно сказать и так. Дядя Жора звал в дорогу, а Мишель отнекивался, отшучивался и юлил, на ходу выдумывая убедительные отговорки, лишь бы не идти сегодня в школу, как наверняка охарактеризовала бы его поведение бабушка. Если бы была жива…

— Уж не сдрейфил ли ты, Мишель? — подначивал отца дядя Жора. — Черт побери, я тебя не узнаю, приятель! Что с тобой, дружище, не темни!

— Ничего такого… — бубнил папа, пряча глаза.

— КГБ ты, что ли, задним числом испугался?! Так зря вибрируешь, опасность миновала. Если ты запамятовал, Советского Союза больше нет. Соответственно, нет ни Комитета, ни ГРУ Генштаба…

— А как по мне, они только вывески сменили, — криво улыбался Мишель.

— Сменили, тут ты прав. Зато у них теперь хозрасчет, пока лаве не зашлешь, не почешутся. Никаких идей, кроме главной, состоящей в том, чтобы добывать баксы. В новых условиях ты им и даром не нужен. Иначе, они бы давно тебя нашли. Думаешь, долго тебя искать? Было бы желание. Ты же даже фамилию не удосужился поменять. Раз, два — и к ногтю. Кляп в рот, небольшое путешествие в багажнике, и ты даешь чистосердечные показания на Лубянке парням с чугунными подбородками, — дядя Жорик сделал людоедское лицо, наглядно демонстрируя характер воображаемой доверительной беседы.

— Ты все же Израиль с Аргентиной не путай, откуда Моссад Эйхмана привез, — сказал Мишель, побледнев. — У нас здесь полицейские на лапу не берут, и антитеррористических подразделений хватает.