Ярослав Зуев - Новый Вавилон

— Браво, — Вбокданов несколько раз хлопнул в ладоши. — В самую точку, сэр, в самую точку. Вера — вот, что имеет значение, остальное — чепуха и шелуха. Бог, которому молятся — не может быть мертв априори. Он куда материальнее меня или вас, нам-то с вами никто молиться не станет! И в этом подходе — вся суть, полковник. Причем, не касаемо одних богов. Возьмите литературных героев, ну, скажем, того же гасконца Д'Артаньяна, изобретенного Дюма-отцом! Скольких реально дравшихся на дуэлях и любивших прекрасных дам мушкетеров его величества Луи XIII вы сейчас сможете назвать мне по именам? Затрудняетесь? То-то и оно. Зато вымышленный персонаж Д'Артаньян — до сих пор на слуху. И вот вопрос: какова она, историческая реальность? — Вбокданов одарил меня лучезарной улыбкой. — Собственно, именно это и имела в виду фройлен Эльза, когда говорила вам о товарище Ленине. Думаете, фраза про Ильича, который и теперь живее всех живых — комбинация слов и не более того? Нет уж! Это, если хотите, парадигма, отображающая состояние умов, а именно в умах формируется действительность, как мы ее воспринимаем. А как же иначе? Человек, к образу и идеям которого устремлены помыслы и чаяния всех угнетенных пролетариев планеты — не может быть мертвым, сколько бы отравленных пуль не выпустила бы в него мерзавка Феня Каплун и кто угодно еще. Хоть бронебойными снарядами по нему стреляйте, хоть подкалиберными, Бог от такой чепухи не умрет. Даже наоборот…

Я подумал, Вбокданов по-своему прав…

— При этом, легко видеть, — продолжил доктор Вбокданов, — что боги, оставаясь неуязвимыми для колюще-режущих предметов, ядов и всего такого прочего, чем запросто можно угробить любого из нас, напрямую зависят от тех, кто готов отвешивать им поклоны, а лучше — биться лбами об пол, чтобы привлечь их благосклонное внимание. Иными словами, нить, связующая богов и паству — обоюдосторонняя, как, скажем, качели. Парадокс, не правда ли? Казалось бы, небожители — и смертные, ну что, скажите на милость, у них может быть общего? Тем не менее, хорошенько раскинув мозгами, вы, вне сомнений, согласитесь со мной. Где были бы красавицы, эталоном чему бы служили, прибери мы с вами всех уродин. Они опустились бы до среднего уровня — так, ничего. Или дураки? Давайте перебьем всех обладателей высокого IQ, и нам уже завтра какой-нибудь олигофрен представится дьявольски сообразительным парнем вроде Альберта Эйнштейна…

— Давайте захренячим нахуй всю интеллектуальную элиту, как завещал Ильич, — пробормотал Гуру, роняя неподъемную голову на скатерть. Его лоб коснулся стола с глухим звуком и такой силой, что подпрыгнули рюмки.

— Старый алкаш, — недовольно буркнул Шпырев, поморщившись. Не обращай на него внимания, малой, он — пережиток гнилого царизма. Давай, лучше, подпевай. И снова затянул:

Темное Солнце… — невольно пронеслось у меня.

— Слыхали о принципе симметрии, которым все чаще руководствуются ученые? Они склоняются к тому, что он инвариантен повсеместно, то есть, справедлив и в математике, и в физики, и вообще в жизни в целом. Вот вас удивило, как какая-то паршивая полуслепая эсерка могла пристрелить марксистского вождя, которого герр Штайнер принял за Майтрею? А теперь постарайтесь вообразить, какими мыслями она сама руководствовалась, когда снаряжала обойму! В России проживает сто сорок миллионов человек, может, чуть меньше, памятуя о Гражданской войне. Ну грохнули вы одного из них, и что это вам даст, спросите себя сами?

— Как я понимаю, товарищ Вабанк — не просто один из ста сорока миллионов… — несмело сказал я.

— Правильно! Вот и Феня Каплун решила точно так же! Значит, фактически, признала его — особенным! Я вам, полковник, более того скажу, уж не знаю, в кого она целила, в человека или бога, у нее уже не спросишь, по понятным причинам, но выпущенные ею пули, поразили человеческое тело, бог от этого — только выиграл. Знаете, почему? Он — родился! Где был бы сейчас Христос, кто бы помнил о нем, если бы не Санхедрин, распявший его вместо Вараввы, и Пилат, умывший руки?! Взгляните на историю человечества, на всем ее протяжении люди только и делают, что убивают богов, забывая их ради новых, которых и порождают усилием мысли! Где сегодня гордый египетский Гор, сын Осириса, со своими крыльями и орлиным клювом, где семитский Ваал, где Виракочи, благой бледнолицый просветитель Перу? Они пребывают в забвении, иными словами — мертвы, ибо человеческая вера больше не питает их живительными соками, как батарейки — электрический фонарь. Кто, кроме профессиональных историков с археологами, помнит сегодня какую-нибудь Хатор-Сехмет, могущественную небожительницу с головою львицы? А ведь египтяне эпохи строительства пирамид нисколько не сомневались, что именно у нее хватило пороху устроить предшествовавшей им расе Всемирный потоп! Но кто она теперь? Забавная статуэтка из вскрытой археологами гробницы в Долине Царей, желанный экспонат для любого музея, но — не более того. Почему, спрашивается, на смену иудейскому Яхве, столь грозному, что даже само имя его довелось табуировать, заменив тетраграмматоном, явился босой Иисус в оборванном хитоне? Что скажете на это, полковник?

Тут мне оставалось лишь пожать плечами. Тебе не хуже меня самого известно, милая: я безнадежно плаваю в теологических вопросах. Они никогда не занимали меня в достаточной степени. Вообще не занимали, так будет честнее…

— А хотите, я вам расскажу, какова точка профессора Штайнера на сей счет? — спросил доктор Вбокданов. Не скажу, чтобы она меня занимала, Сара, но, отвечать отрицательно, особенно, в присутствии его сестры, мне показалось невежливым.

— Сделайте одолжение, — сказал я.

— Охотно, — сказал Вбокданов. — Так вот, полковник. По мысли Рудольфа Штайнера, явление Спасителя в облике агнца, есть важнейшая веха в долгой эволюции человеческого сознания, проделавшего полный превратностей путь из мироощущения питекантропа в систему нравственных координат Homo Sapiens. Революционный сдвиг, который проще недооценить, чем переоценить. Возьмите богов прежних, языческих эпох. Всех этих Ваалов, Молохов, Ашшуров и Кроносов. Это же какое-то безобразное сборище страдающих спермотоксикозом альфа-самцов, беспринципных отцеубийц, закоренелых кровосмесителей и просто садистов. От одного их вида становится муторно, даже если бы они были простыми людьми. Иисус — кардинально иной персонаж, он — из другой оперы, как говорится, олицетворение кротости, в которой, при этом, сокрыта непоколебимая сила духа, взявшего верх над трепещущей плотью. До такого бога человечеству надлежало дорасти…