Александра Стрельникова - Не буди лихо (Слепой Циклоп) [СИ]

Все это, естественно, выяснилось потом, а сейчас Чемесов лишь увидел черный пролом и ребячьи головы, торчащие из ледяной воды. От деревни уже спешили мужики, неся с собой доски и веревки, чтобы безопаснее подобраться к полынье, но они были еще далеко, а течение в реке оказалось сильным…

Более взрослые мальчики, однако, сумели вылезти из воды и теперь пытались помочь остальным, но сил им не хватало — спасители сами рисковали нырнуть обратно.

Чемесов, скользя и оступаясь, спустился вниз. Лед под ним был ненадежен, он чувствовал это каждой клеточкой своего большого тела. Подобравшись ближе, Иван увидел, что детям, все еще остававшимся в ледяной воде, не удается выбраться — руки и ноги, скованные неуклюжей теплой одеждой, соскальзывали с облитого водой льда.

Замешкавшись лишь на мгновение, чтобы оценить увиденное, Иван сбросил пальто и пиджак, рывком скинул сапоги, которые обычно с кряхтением стаскивал по пять минут каждый, и прыгнул в пролом.

Дыхание замерло, словно мгновенно замерзнув в груди. Сердце болезненно сжалось. Чемесов испугался… Но тут рядом с собой он почувствовал движение, и мысль о детях, уже довольно долго находившихся в этой же обжигающе-ледяной воде, помогла Ивану справиться с паникой. Он подхватил ближайшего к нему ребенка и, как котенка, одним резким движением выбросил на лед, хотя сам при этом ушел под воду с головой. Через мгновение он вынырнул, отфыркиваясь, и выдернул из воды другого маленького человечка. Иван успел выловить всех, когда пришла подмога.

Александра и предположить не могла, что в это чудесное утро станет свидетельницей такой кошмарной сцены. Она то порывалась спуститься на лед, то решала остаться на месте и не путаться под ногами, а в конце концов замерла, прижав стиснутые кулаки к груди и чуть дыша.

Наконец, она увидела, что Иван, хватаясь за брошенную ему веревку, выбрался на надежный лед, потом встал, отряхнулся, как большая собака, и, понукаемый вытащившими его мужиками, побежал в сторону деревни.

Через час графиня, примостившись за большим, выскобленным до бела столом, пила кипяток, щедро сдобренный малиновым вареньем, и рассеянно слушала быстрый говорок хозяйки дома. Двое ее сыновей тоже были среди тех, кто провалился под лед и потом был спасен Иваном Димитриевичем.

— Ох уж эта мне ребятня! Сколько раз говорено было, что опасно это! Речка у нас хоть и небольшая, да быстрая. Подмывает лед-та. Если бы, барыня, не муж ваш, дай Бог ему здоровья! Вот горе-то было бы!

Женщина забормотала молитву, истово крестясь на образа в углу, под которыми мерцала маленькая лампадка.

— Он не муж мне, — возразила Александра, но хозяйка, похоже, не услышала ее.

— Видать, сам Бог надоумил меня сегодня своего хозяина заставить баньку стопить, — продолжала она свой певучий по-южному мягкий монолог. — Дай, думаю, отмою своих архаровцев. Как сгодилась, родимая! Погреются утопленники наши, глядишь и обойдется. Не занедужат. Ох, горюшко, горе!

Продолжая говорить, женщина расстелила на столе скатерть из беленого льняного полотна, расшитую красными петухами, фениксами, цветами и каким-то сложным орнаментом. После на стол были споро выставлены в расписных глиняных посудинах квашеная капустка, соленые грибочки и огурчики, на огромном блюде явились румяные пироги…

— После баньки покушать-та — мило дело, — приговаривала женщина, вытаскивая откуда-то из-за сундука огромную бутыль, заткнутую аккуратно выструганной деревянной пробкой, обернутой кусочком полотна.

Она поставила ее в центр и, отступив на шаг, с удовольствием оглядела нарядный стол. Хозяйка рассчитала верно — едва в горнице все было готово к возвращению мужчин, в сенях раздался топот, смех, дверь распахнулась, напуская холода, и двое ребятишек лет восьми-десяти ворвались в дом.

— Быстро на печь греться! — скомандовала им мать, и мальчики, с любопытством поглядывая на Александру, ловко забрались на высокую лежанку.

— Ну, а вы уж погрейтесь по-другому. Не побрезгуйте… Чем бог послал, — вновь заговорила хозяйка, кланяясь, и графиня обернулась.

В горницу уже входили хозяин дома, а следом за ним Иван. Он улыбался, и Александра невольно улыбнулась ему в ответ — уж больно чудно он выглядел в косоворотке и штанах, заправленных в сапоги. Его собственная одежда, кроме обуви и пальто была мокрой после ледяной купели. Едва мужчины подсели к столу, в сенях опять послышался шум. Дверь отворилась, и новые гости вошли в дом. Александра узнала того, что переступил порог первым — это был деревенский староста Порфирий Коротков, человек мудрый и в селе заслуженно уважаемый.

Чемесова благодарили долго и многоречиво, каждый раз подливая самогону, чтобы барин хорошенько прогрелся и изнутри, и подкладывая в тарелку то грибков, то исходящей паром почти красной картошки, которую хозяйка в чугунке достала из печи. Потчевали с присущей русичам настойчивостью и доброжелательной непререкаемостью, в корне пресекая всякую попытку отказаться…

Появление в доме Никифора, который приехал за «утопленником», основательно захмелевший Иван воспринял как спасение. Невольные гости поблагодарили хозяев и простились. Староста Коротков, помогая Ивану устроиться в санях, уважительно проговорил:

— А у тебя, барин, крепкая голова! Грешным делом думал, на своих двоих домой не уйдешь…

Иван глянул ему в глаза и рассмеялся, грозя пальцем — такое ехидство светилось в глазах старика. Никифор прикрикнул на лошадей, и сани двинулись по деревенской улице. Им махали вслед, улыбались, и Чемесов отвечал тем же, но едва деревня осталась позади, веселье слетело с его лица, словно его сдул встречный ветерок. Александра, не сводившая с него глаз, сразу заметила эту перемену.

— Что-то не так, Иван Димитриевич? Холодно? Или нездоровиться? — забеспокоилась она.

— Да нет, Александра Павловна. Просто я пьян, и, похоже, этот вечер вам придется-таки провести без меня.

— Но почему?!

— Я его просто просплю, — мрачно возвестил Иван и скорчил такую скорбную гримасу, что графиня невольно расхохоталась.

— Смейтесь, смейтесь… — ворчал Чемесов, а голова его уже клонилась — ледяное купание, баня и самогон с горячей сытной едой оказались стопроцентно снотворной смесью.

Но едва он, уже засыпая, в поисках удобного положения коснулся плеча Александры, глаз его раскрылся, и Иван спросил серьезным, совершенно трезвым голосом:

— Надеюсь, Игорь Викентьевич не будет слишком сердиться, если вышедший в тираж боксер поспит, сидя рядом с его будущей женой?

— Что? — опешила Александра, но Чемесов уже спал.

Она даже тряхнула его в запальчивости, чтобы разбудить, но все было совершенно бесполезно. Графиня добилась лишь того, что голова Ивана съехала с ее узкого плеча, после чего он заворчал совершенно по-медвежьи и вдруг решительно устроился у нее на коленях.