Роман Злотников - Война [litres]

В небе было ещё темно, но при подходе самолёты командира полка и командиров эскадрилий включили габаритные огни. Так что в черноте неба появились визуальные ориентиры.

Сам налёт Чалого не слишком впечатлил. Сначала спокойно снизились до трёх с половиной тысяч, потом головной самолёт сбросил КАБ, то есть «контрольную авиабомбу», представлявшую из себя сделанный из авиационной «дельта-древесины» и наполовину заполненный песком муляж бомбы, внутри которого было установлено устройство под названием «радиоотражатель», и оснащённую ещё и ярко горящим трассером, по скорости падения и сносу которого штурманы замерили скорость и направление ветра, после чего вводили поправки в прицелы. Затем Виталий, повинуясь коротким указаниям своего штурмана: «Три градуса влево…», «Так идём…», «Ещё один влево…», «Так…», «Поднимись на сто выше…», вывел уже немножко облегчившуюся вследствие выработки топлива и потому заметно лучше слушающуюся рулей машину на боевой курс. После чего с полминуты ничего не происходило, а потом штурман выдохнул:

– Пошли родимые… – и «Петляков» будто всплыл, разом освободившись от пяти тонн боевой нагрузки.

Полыхнуло уже потом, секунд через двадцать. За хвостом. Причём взрывы сразу же пошли один за другим. А когда они, ложась на обратный курс, пошли на разворот, на земле далеко справа начало быстро разгораться гигантское зарево.

– Хорошо приложили, – удовлетворённо произнёс правый лётчик. И на этом всё.

Далее пошли обычные будни, которые у Виталия как-то язык не поворачивался назвать боевыми. Армейские – да, но боевые? Ну, по сравнению с теми, что было, когда он ещё был в истребителях. Взлетел, подремал в кресле, снизился, отбомбился, прилетел обратно. Ну какой это бой? Так, работа… Даже стрелкам удавалось пострелять не то что не в каждом, а, дай бог, в одном из десятка вылетов. И без особых успехов. Впрочем, как сказать… Их самих же не сбили! Хотя пытались. Дырки-то они привозили регулярно. А один раз немецким истребителям удалось даже зацепить правый внешний двигатель. Слава богу, на отходе, когда самолёт был максимально облегчён – и бомбы уже сбросили, и топлива оставалась меньше половины. Ну и система пожаротушения отработала штатно. Так что добрались. Хотя все четыре часа, пока летели, насторожённо поглядывали в сторону повреждённого двигателя. Но обошлось… И вообще, самолёты полка больше страдали от зениток, а не от истребителей. Может, потому, что чаще летали ночью. Но те самые «метки» помогали не сильно отклоняться от курса, так что эффективность ночных бомбардировок, по мнению начальства, была вполне на уровне. Уж точно повыше, чем у немецких налётов на Москву…

Как-то на командирской подготовке Чалый задал начальнику штурманской службы полка вопрос об этих пресловутых «метках».

– Точно я вам ответить не смогу, – пожал плечами тот, – не моя компетенция, но это, скорее всего, нечто вот такое, – и он достал из шкафа странную шарообразную конструкцию, диаметром где-то с полметра, состоявшую из металлических уголков.

– А что это?

– Уголковый отражатель. Входит в конструкцию КАБ. Наш «засетчик» с высоты восемь-девять тысяч способен «увидеть» его километров за семьдесят-восемьдесят.

– И где ж их ставят, что немцы или, там, те же венгры со словаками их до сих пор не нашли?

– Не знаю. Скорее всего, где-то под крышами домов, сараев, овинов, на чердаках, опять же. Или на верхушках скал, высоких деревьев и всего такого прочего. Его же не нужно выставлять на всеобщее обозрение. Радиоволны вполне себе нормально проходят и через черепицу, и через дранку, и через солому, которыми кроют крыши, а также через ветки и листву. Так что приткнули, где незаметно, заранее, а мы теперь пользуемся. Может, даже и сами хозяева домов не знают, что у них под крышей это самое замаскировано. Но, повторюсь, это – только мои домыслы…

Так что всё шло своим чередом. Спокойно. Размеренно. Кроме ефрейтора Кивелиди. Эта рыжая, похоже, не простила ему его попытки отказаться от её услуг и вообще угрозу отправить в тыл и не упускала ни одной возможности пройтись по командиру экипажа своим острым язычком. Виталий краснел, бледнел, белел, но изо всех сил держался, стараясь делать вид, что её шуточки и подколки никак его не задевают. На все заданные ею вопросы он отвечал спокойно и размеренно, как взрослый отвечает ребёнку, хотя в его душе в этот момент такие демоны бушевали…

Признаки того, что готовится нечто необычное, начали появляться в конце марта. Во-первых, количество боевых вылетов резко сократилось. Если всю вторую половину февраля и почти весь март они летали на бомбёжку дальних немецких тылов два, а то и три раза в неделю, то с двадцатых чисел марта вылеты сократились сначала до одного раза в неделю, а потом и до одного раза в десять дней. Причём почти половину из оставшихся вылетов они таскали в тыл не бомбы, а листовки. То есть, по общему мнению, занимались совершенно бесполезным делом… Зато количество занятий по командирской подготовке сильно возросло. Причём особенно налегали на штурманскую подготовку и пилотирование на низких высотах и в горной местности. В середине апреля их полк перебазировался на аэродром в Энгельсе, где самолёты тут же попали в цепкие руки командированных сюда заводских специалистов, которым помогал весь техсостав полка в полном составе. Самолёты прошли полную профилактику, двигатели перетряхнули, все недостатки и небольшие поломки, на которые в процессе боевой работы и не обращали внимания, были устранены.

К концу апреля начались тренировочные полёты. Причём какие-то нетипичные. Во-первых, согласно плану полёта, сбрасывание бомб предполагалось осуществить с крайне низкой высоты. Всего около пятидесяти метров. Для чего кроме «засетчика» на самолёт установили ещё парочку громоздких радиолокационных приборов, гордо именующихся «радиовысотомер» и «радиодальномер». Во-вторых, заход на цель отрабатывали над водохранилищами. Сначала над Рыбинским, а затем над расположенным неподалёку от подмосковной Дубны куда более меньшим по размеру – Иваньковским. Ну и в-третьих, вся эта подготовка проходила под неусыпным контролем сотрудников НКВД, которых на аэродроме стало столько, что деваться от них стало некуда даже в столовой. И тут опять отметилась ефрейтор Кивелиди. К ней попробовал подкатить какой-то энкавэдэшный сержант и тут же получил по яйцам. После чего Чалому пришлось трясти своей звездой героя и бить себя в грудь и руками и ногами, утверждая, что без золотых рук ефрейтора Кивелиди его самолёт будет просто небоеспособен. Впрочем, как позже выяснилось, столь героические усилия были не очень-то и нужны. Руководство подразделения НКВД, к которому принадлежал сержант, оказалось вполне вменяемым… Но на следующий день после разборок ефрейтор Кивелиди улучила момент, подошла к нему и, независимо вздёрнув носик, чуть насмешливо бросила: